Приключения в дебрях Золотой тайги

– Слава Богу, нам дадут ночлег и пищу. А Черчилля и Николу осмотрит знахарка. Есть тут такая бабка, травками да настойками лечит. Здешний башлык, рыбацкий начальник сказал, можем прямо к нему в дом заходить, который второй с краю. Из бани дым валит, а все оконца мигают, словно фонарями кто сигнал дает. Как на взгорок поднимемся, тропинка влево, а там и увидите.

Вот уж воистину, бывает путь короткий, а усилий на него сколько, кажется, на всю жизнь хватит.

Пока лодки чалили, пока Черчилля с Николой выволакивали, пока дотащили их до крыльца, потом до угла в той избе, что любезно башлык отвел, темень наступила полная. Но глаза уже привыкли к этой темноте. Серая пелена растаяла, и небо стояло ясное, звездами усыпанное, и все сразу стало видно. Точнее различались дома, что ручейком тянулись к склону, сараи, приткнутые к ним, телега и даже собачья будка.

– Меня кто старшим кличет, кто – башлыком, а кто по главному имени – Федор-Григор я. Ну, вы тут располагайтесь, а я нашу знахарку Хиростинью покличу. Поди, не спит еще. А после за стол сядем. Живу-то я один, хозяйки у меня нет, не случилось пока что. Ну, чем Бог помог, не побрезгуйте.

– Чудное имя, однако, что у вас, Федор-Григор, что у знахарки вашей, – подметил Сидоров.

– Чудное? У нас – Сибирь, кругом сплошные чудеса. Так-то я записан Федором, отец здешний был, тоже рыбак, Григорием звали. Но на реке разве есть время длинно величать? Вот и получился Федор-Григор. А Хиростинья не наша, прибилась. Откуда – толком никто и не знает. Молчаливая больно. Ну, домов у нас парочка пустых осталась, померли рыбаки, детки разлетелись. До времени стоят дома без дела. А мы не супротив, значит – пущай живет у нас, коли лекарка. Все польза рыбакам. Так что снимайте походное, располагайтесь, а я за лекаркой схожу.

Башлык ушел. А путешественники, ожидая его возвращения, собрались за большим столом, сработанным из обычных лиственничных плах, но сработанным мастерски. Столешница глянцево отсвечивала от лампадного огня. Мастер, видать, знал свое дело, сразу захотелось погладить дерево, набраться его силы. За столом поместились все – такой он был большой.

Черчилля и Николу уложили в сенях на широких лавках, как и велел Федор-Григор. Они по-прежнему находились в странном оцепенении, словно их опоили чем-то. Только глаза говорили, что они живы.

Такая Хиростинья могла присниться только во сне. Она была из сказки: маленькая, горбатенькая, смугленькая, сколько лет, не угадать – ни дать ни взять, Баба-Яга. Клюка, которая будто срослась с рукой, двигалась без остановки. Уж не слепая ли бабушка? Нет, вроде, глазки живые, остренькие, кажется, буравят насквозь, под таким взглядом не соврешь.

Она зашла, и словно бы что-то изменилось в доме, словно бы что-то торкнуло каждого. Федор-Григор не переставая крестился, крестным знамением как будто бы обороняясь от Хиростиньи.

Вот она подошла к Черчиллю, затем к Николе.

Вот припала к груди каждого, громко шмыгала носом, обвела лежащих своей клюкой, будто-то бы карандашом контур обрисовала. Потом словно бы снимала с них одежду: кинула клюку и начала двигать руками вверх-вниз. Элен подумала, что бабушка руками машет, как заправский дирижер.

Потом Хиростинья склонилась к Черчиллю и Николе и стала неожиданно громко шмыгать носом, вдыхая воздух, который только что баламутила над своими пациентами.

Наконец лекарка устало села на краешек лавки, где лежал Черчилль, и, поманив Федора-Григора, что-то шептала ему. Они вместе вышли из дому, и скоро башлык вернулся с несколькими пучками травы.

– Велела заваривать эту траву и поить их всю ночь.

– Что с ними? Она сказала, что с ними? – Элен взяла траву и стала ее рассматривать.

– Ничего не сказала. Что-то шептала про «Чертово кладбище» и, вот, траву дала.

– Чертово кладбище? Погодите, что-то я слышал про это… – стал вспоминать Катаев.

– Чертово кладбище, очень худо, худое-прехудое место, – покачал головой Дженкоуль.

– Я вспомнил, – воскликнул Катаев. – Местные газеты писали об аномальных местах в сибирской тайге. Их именно так и называли:

«Чертово кладбище». Мы проплывали то место, где речка Кова впадает в Ангару. У Ковы есть приток Какамбара. Где-то там есть выжженные поляны, скот и птица залетная на них исчезают. Да и люди нередко в тех местах пропадали.

– Я тоже слышал про Чертово кладбище, – Дженкоуль склонился над Николой. – Какамбара красивая река, я там ходил. Видел такую поляну. Правильный круг, а внутри все черное, словно большой костер жгли. Ни травы, ни деревца, просто черная земля. Шибко страшное место. Все живое там гибнет. Там корова погибла, доставали ее веревками с крючьями, и когда ее разделали, мясо было красное-красное.

– Про последствия падения метеорита говорят в этой связи. Но вряд ли, конечно, наш случай как-то связан с удивительным космическим событием – падением Тунгусского метеорита, хотя граница его падения недалеко, – заметил Катаев.