Приключения в Красном море. Книга 1

Я оставляю этого славного доктора за его сиестой: благодаря панке, он может спать, не опасаясь, что его потревожат мухи. Доктор поведал мне о том, что ему долго не удавалось отыскать способ, который помешал бы пленнику спать одновременно с ним. Сперва он попробовал револьвер. Нет ничего лучше, сказал он, чем выстрел, чтобы поднять на ноги спящего человека, однако негр быстро привык к стрельбе. Затем доктор изобрел такую штуку: с помощью веревки, пропущенной через блок, он подвесил под потолком кувшин с водой. Человек, приводящий панку в движение, держит веревку в руках, но стоит ему заснуть, как веревка выскальзывает из рук и его окатывает водой из кувшина. Однако мальчишка ухитрялся спать с зажатой в кулаке веревкой, поэтому доктору приходилось вставать с места и ее перерезать. Наконец месяц назад он придумал другой фокус: усадил страдальца на высокую табуретку, предварительно подпилив одну из ножек. Пока юный данакилец бодрствует и соблюдает осторожность, вся конструкция держится, но стоит ему вздремнуть и расслабиться, как несчастный теряет равновесие и с грохотом летит вниз. Я внимательно разглядываю маленького заключенного, которому предстоит в течение трех часов изображать из себя столпника на своем шатком сиденье, и на память приходят рассказы о временах античного рабства!..

Во всем остальном этот почтенный доктор — превосходный человек, ему и невдомек, что он подвергает своего слугу ежедневной пытке. Не он ли строго наказал греческого лавочника за то, что тот дал пощечину своему бою? Надо учить этих людей быть гуманными по отношению к чернокожим!..

Я направляюсь в местную деревню, то есть в ту часть города, которая населена данакильцами и арабами, другие его районы обезлюдели: там остались только два европейца, грек и армянин, оба гнусные типы. Они торгуют всем и соперничают друг с другом, однако основной доход приносят им не их лавочки. Позднее я расскажу об этих левантинцах[21]

, погрязших в туземной жизни и бессовестно спекулирующих всем, чем только можно.

Я нахожу своих людей сидящими за старыми грязными ящиками на «террасе» данакильской кофейни. У них презабавный вид. Абди показывает на них рукой, смеясь и подмигивая.

— Сакраним. (Они пьяны.)

— Господи, чего же они выпили?

— Дум.

В самом деле, я вижу, как из рук в руки передаются бутылки с шипучим напитком. Это пальмовое вино. Я пригубил его, оно оказалось довольно приятным на вкус, напоминает крепковатый сидр. Если его остудить, то будет в самый раз.

Напиток представляет собой забродивший сок пальмового дерева, называемый думом. В растительном мире пальмовое дерево почти то же самое, что верблюд в мире фауны: пальме не нужно ничего, кроме песка и воспоминаний о дожде. Несмотря на такие суровые условия, в голубое небо из земли рвутся длинные стебли; разветвляясь, подобно причудливым канделябрам, они заканчиваются небольшими метелками из листьев, имеющих форму сабельных клинков.

Головки молодых побегов на кончиках ветвей обрубают, и из ростков сразу же начинает выделяться и капать сок. Для того чтобы его собрать, подвешивают кулек из свернутых спиралью пальмовых листьев, образующий своеобразную водонепроницаемую корзину вместимостью от половины до трех четвертей литра. Каждое утро «корзину» опорожняют, выливая из нее сок, накопившийся за сутки — примерно четверть литра или чуть поменьше, если подпочва очень сухая.

Сколько раз прибегал я к помощи этого чудодейственного дерева; в ствол вонзаешь нож, а потом прямо из надреза отсасываешь горьковатый и пресный, если он не забродил, сок, за неимением ничего лучшего, хорошо утоляющий жажду.

Плод пальмового дерева напоминает большое коричневое яблоко, его мякоть, толщиной всего в полсантиметра, жилистая и сладковатая, в лучшем случае ее можно сосать. Но более всего ценится сердцевина плода величиной с яйцо и твердая, как слоновая кость. Из нее делают пуговицы, называемые кокосовыми; это основной промысел местных жителей.

Пальмовый лист, называемый тафи, дает все эти циновки, ковры, мешки, которые распространены повсеместно — от Порт-Судана до Занзибара. Данакильцы и сомалийцы плетут из тафи молельные коврики, корзинки и т. п. Наконец ствол дерева, после того как с него соберут кокосовые орехи и сок, обдерут листья, идет на изготовление балок и стропил.

Весь жизненный путь пальмы наполнен рабским трудом и тяжелыми обязанностями!..

Немного подальше на улицу выходят другие кофейни, у каждой из них своя клиентура: одну посещают данакильцы из джунглей, другую — моряки, третью — арабы с традиционными соломенными корзинками на голове. Это зараники, племя, живущее на побережье Йемена и не гнушающееся пиратством. В Асэб они приходят степенными и внешне застенчивыми людьми, чтобы сбыть добычу и купить верблюдов, разбойным ремеслом они занимаются исключительно на аравийском побережье, так как итальянцы бдительно охраняют свои владения и с исключительной жестокостью наказывают любые нарушения прав человека.