Приключения в Красном море. Книга 1

В ночной тишине усопшего посетит таинственная луна, волшебные лучи которой проникают в глубь морей. Я ищу ее глазами, вспоминая о легендах, рассказанных мне старым арабом. Вот она, бледная, как лоскут облака, едва видимая, застывшая в синем небе.

Она подобна забытому верному другу, но сегодня вечером, когда на острове опять воцарится одиночество, луна засияет над утесом, покинутым людьми. И однажды она явит свой лик, чтобы отомстить за старца с душой художника, который умел ее любить, вкладывая все свои мечты в этот холодный волшебный свет.

Я предчувствую, что она еще сыграет какую-то роковую роль в этой драме, и последующие события показали, насколько каждый из нас подвластен своей судьбе: похоже, даже и неодушевленные предметы обретают разум, направляя нас на путь, предначертанный свыше, и мы проходим его до конца, даже если он и ведет нас к пропасти.

В жизни я находил тому самые ужасные подтверждения…

Зрелище настолько величественное, что я не могу сдержать слез…

Появившийся вдруг Занни выводит меня из этого возвышенного состояния. Я чувствую что-то вроде отвращения к маленькому человечку, который олицетворяет всю пошлость людской суетности.

Он будет ждать среднего сына Саида и кади[33] из Массауа. Жак тоже решил остаться на Дахлаке. Ему присуща цепкость еврея, который, раз ухватившись за дело, уже не выпускает его из своих рук.

Что касается меня, то я покидаю этот печальный остров и возвращаюсь в Массауа.

В Массауа, где мне необходимо заняться ремонтом, я выслушиваю самые невероятные истории о смерти Саида Али. Я понимаю, какой опасности подвергает себя тот, кого обвиняют в этом страшном преступлении, взбудоражившем общественность.

Люди, находясь в плену своего воображения, похоже, заражаются друг от друга, и в итоге возникают такие предположения, которые заставляют вполне добропорядочных обывателей искренне поверить в то, что они вроде бы видели это своими глазами.

На третий день Жак и Занни возвращаются в Массауа, покрытые таким густым загаром, будто они пересекли всю Африку; на одном — лишь его небольшая шляпа, а другой забыл где-то свой зеленый зонтик. Когда уезжаешь ночью, подобная рассеянность вполне объяснима, особенно если ты в этот момент чем-то сильно озабочен. О солнце вспоминаешь тогда в последнюю очередь.

Они ждут меня под сводами «Торгового кафе», и я спешу к ним.

На Жака — а его лицо обычно отражает все его чувства — жалко смотреть. Он говорит:

— Сундук оказался пуст.

Занни, улыбаясь, произносит:

— Это меня не удивляет. Я знаю арабов, однажды эти жемчужины найдутся. Но как я рад, что поступил столь осмотрительно и поставил печати, прежде чем прикасаться к этому сундуку! Иначе нас и впрямь обвинили бы в краже.

— Что говорят обо всем этом сыновья?

— А что им говорить, ведь есть письмо отца, которое кладет конец разного рода домыслам и отводит всякие подозрения от непосредственного окружения Саида. В этом деле потерпевшей стороной являюсь я, но я уже принял все необходимые меры к тому, чтобы наложить арест на недвижимое имущество в Асмэре.

— Вы видели это письмо? О чем оно?

— Я снял с него копию, — отвечает Жак, умеющий писать по-арабски, — я сейчас его вам переведу.

«Да благословит Бог детей моих, рабов и слуг, — читает он. — Жемчуг, собранный в течение всей моей жизни, был извлечен из этого сундука согласно моей воле и при моей жизни, и никто не должен знать или пытаться узнать, где он находится. Если будет угодно Господу, он вернется к тому, кому принадлежит по праву, в назначенный день и при обстоятельствах, определить которые вразумила меня Его мудрость. После моей смерти никто не должен вносить каких-либо изменений в установленный мною порядок, и пусть обрушится горе на голову того, кто вознамерится чинить тому препятствия.

Да свершится воля Аллаха, он наш единственный Бог, а Магомет — его пророк».

Я наблюдаю за Занни. Он спокойно слушает Жака, как и подобает человеку, который слышал все это уже не раз.

— Без сомнений, — говорит он, — старик назначил неизвестного нам душеприказчика, который выполнит в свое время его последнюю волю. Самое мудрое — это ждать, раскрыв глаза и уши.

— А кому он сообщил о своем желании быть погребенным на острове Сейл-Джин?

— Примерно пару недель назад он сказал об этом своему евнуху Камесу. Ему было поручено подготовить усыпальницу.

— Но почему на таком отдаленном острове?

— Из суеверия. В последнее время он был не в себе. Может быть, думал, что этот островок посещают морские духи, которые ревностно охраняют подступы к нему. В самом деле, к острову нельзя приблизиться, не подвергая судно большой опасности из-за сильных течений, сносящих его на риф. Причалить к нему можно только в полнолуние, когда благодаря отливу возникают сильные возвратные течения и на какое-то время наступает затишье.

Я не могу скрыть своего удивления этой глубокой осведомленностью в том, что касается желаний Саида и навигационных особенностей, мне неизвестных. Сообразив, что допустил оплошность, Занни поспешно добавляет:

— Я лишь повторяю то, о чем слышал от суданских ныряльщиков, которые бывают в тех местах.