Приключения в стране тигров

Фрике намеревался и дальше приручать их, научив каким-нибудь ученым штукам, но через сутки ящерицы исчезли столь же внезапно и столь же таинственным образом, как и появились.

Это было единственным событием, хоть что-то изменившим в монотонном существовании пленника. После этого вновь потянулись невыносимо долгие, томительные часы ожидания.

— Ого! — сказал себе Фрике в одно прекрасное утро. — Так ведь это послезавтра Белый Слон должен или, точнее, не должен раздавить сей драгоценный сосуд, в котором помещаются мои мозги. Считая сегодняшний, мне остается всего два дня. Два дня… что это такое я говорю? Через два будет слишком поздно… Значит, все начнется сегодня или, пожалуй, завтра. Черт возьми! Хотелось бы мне знать, что придумал господин Андре с ребятами, чтобы вытащить меня отсюда. Хотелось бы знать их план, просто из любви к искусству… Гляди-ка! А ящерицы вернулись! Пусть они принесут мне удачу… Добро пожаловать, ящерицы!

Утренние часы протекли без всяких происшествий. Но Фрике обратил внимание, что стало чрезвычайно душно. Он чувствовал себя очень скверно, как это часто случается с людьми, остро ощущающими приближение грозы.

— Б-р-р! — сказал он, хрустя пальцами. — Сам не знаю, что творится в воздухе, но я нервничаю, как кошка. Того и гляди, искры посыплются.

Внезапно с потолка раздалось хриплое кваканье, похожее на лягушачье.

Удивленный Фрике, задрав голову, увидел, что эти звуки издает ящерица, выгнувшись в какой-то неестественной позе.

Затем такое же кваканье раздалось за спиной и сбоку. Со всех сторон парижанин видел ящериц, раздувших кожу на шее, — без сомнения, именно они производили эти странные звуки при помощи своеобразной мембраны, болтающейся у них под подбородком.

Иногда они дружно замолкали, предоставлял возможность выступить солисту, выводящему несколько рулад, затем вновь вступали общим хором, все громче квакая на разные голоса.

При первых же звуках этого разноголосого оркестра охранники и маленький бирманец начали проявлять признаки живейшего беспокойства, торопливо переговариваться, но, к несчастью, Фрике ничего не мог понять из их слов, за исключением постоянно повторяющегося «тау-тай, тау-тай».

«Положительно, их раздражает пение ящериц», — сказал он себе.

Да и сам Белый Слон, отделенный от Фрике только кирпичной перегородкой с пробитыми в ней бойницами, был явно в сильнейшем волнении и беспокойно метался по своей комнате.

— И ты туда же, толстый ворчун! Но, по правде сказать, становится чертовски не по себе… Свихнуться можно от этой духоты: никогда со мной такого не бывало, разве когда я подменял кочегара у топки.

Меж тем ящерицы продолжали свой концерт, но теперь они стали испускать столь пронзительные, столь зловещие звуки, что даже Фрике почувствовал себя не в своей тарелке[127].

А во дворце со всех сторон раздавались крики: слуги в смятении бегали взад и вперед по залам и громадным коридорам, передавая приказы, которых никто не исполнял. Слон протрубил три раза, и от его мощного «бооль» дворец заходил ходуном.

Словом, кругом царил невообразимый переполох.

«Удобный момент сделать ручкой этим мошенникам», — решил Фрике, искоса поглядывая на монументальную дверь, на охранников, а особенно на саблю одного из них.

Тут земля содрогнулась, и все здание задрожало от подземного толчка. Послышался зловещий треск.

Перегородка, отделявшая помещение слона от комнаты смертника, треснула, посыпались кирпичи.

Одновременно распахнулась дверь, и в залу ворвались оглушенные солдаты, а с ними вожатые-мау: одни, услышав пение ящериц, прибежали за пленником, чтобы отвести его в безопасное место; другие — чтобы с риском для жизни попытаться вывести наружу взбешенного слона.

Ибо именно этой части императорского дворца действительно угрожала наибольшая опасность.

«Ну, — сказал сам себе Фрике, — пора! Малыша придется оставить с его соотечественниками. Надеюсь, он найдет родных. Мне надо воспользоваться этой сумятицей, выбраться из проклятого дворца. А там прочь из города и поближе к реке».

Соображения, которые выглядят такими длинными на бумаге, промелькнули в голове юноши с быстротой молнии. Бросившись к одному из солдат, он вырвал у него из рук саблю и, сделав широкое вращательное движение, заставил всех отступить. Фрике бросился к двери со звонким криком:

— С дороги! Зарублю!

Одним прыжком узник оказался во дворе.

Но солдаты, едва придя в себя после этой неожиданной и стремительной атаки, бросились в погоню, ибо прекрасно знали, как дорожит император пленником, за побег которого им не сносить головы.

Едва они выбежали из громадного здания, уже полуразрушенного несколькими толчками, как новое ужасное событие еще более увеличило сумятицу и переполох, царившие в императорском городе.

С пронзительным свистом пронесся снаряд и разорвался прямо посреди отряда солдат, преследовавших Фрике, — одни были убиты на месте, другие корчились в муках, третьи отползали, зажав раны.