— Я сказал, что ты увидишь слонов еще до вечера — и я сдержу слово. Что ты так нетерпелив, точно белый или женщина? Умей ждать.
Прошло еще три часа. Бонза во все время не сказал больше ни слова.
Головной слон вступил на тропинку, добротно пробитую различными животными. Она вела на обширный, круглый луг, лежавший точно озеро среди леса. Деревья поднимались все выше и выше.
Почва становилась болотистой. Среди густых зарослей и водяных растений журчали струйки свежей и прозрачной воды.
— Сюда слоны приходят на водопой, — спокойно проговорил монах и прибавил, указывая на луг: — А вот здесь их пастбище.
— Хорошо бы, кабы так! — отозвался нахохлившийся министр.
— Слушай и убедись.
Раздался быстрый лошадиный топот. Появился загонщик на взмыленном коне.
— Господин!.. Слоны!.. — кричал запыхавшийся разведчик.
— А белого нет?
— Схем-Мхенг среди них. Будда велик!
С разных сторон прискакали другие наблюдатели, подтвердившие слова первого. Все ожили, ободрились, ощутили прилив энергии.
Усталость и тревога пропали. Охотники наперебой поздравляли друг друга. Каждый уже мысленно представлял себе обрадованного императора, щедро раздающего награды.
Слонов оказалось немного. Не более десяти. Вожаком был Схем-Мхенг.
Выслеженные животные мирно паслись на другой стороне луга, так что их ручных собратьев можно было расставить в лесу совершенно скрытно. Так и сделали — окружили слонами и всадниками всю опушку. Дикое стадо показалось между деревьями. Успех облавы был обеспечен. Министр, замирая в трепетной надежде, решил посмотреть поближе на белого слона. Он сошел с гауды, тихо прокрался сквозь чащу и подошел к животным метров на двести.
Эта неосторожность стала роковой. В стороне, шагах в пятидесяти, стоял на страже сам громадный вожак. Без сомнения, именно его имел в виду монах. Цвет гиганта был, собственно говоря, не белый, а скорее бледно-серый, белесоватый.
Увидев это воплощение Будды, вельможа не удержался и вскрикнул от радости. И тотчас послышался гнусаво-трубный сигнал к бегству. Могучие животные шарахнулись, задвигали ушами, подняли хоботы, завертели короткими хвостами и бросились в лес.
Проклиная себя за неуместное любопытство, сановник хотел приказать своему отряду пуститься в погоню, как вдруг по лесу прогремел чудовищно громкий выстрел. Белый слон остановился, словно окаменев, испустил протяжный стон, зловеще слившийся с отголоском выстрела, и тяжело рухнул наземь.
ГЛАВА 12
Фрике изрек: «Горы — это хорошо. С высокого места далеко видно, и в этом наше спасение».
Увы, «горами» оказались всего только лесистые холмы высотой не более четырехсот метров. Парижанин решил подняться на них, но не прямо, а как человек опытный, — потихоньку, зигзагами.
Мальчику этот путь показался слишком медленным и скучным. Он стал протестовать, прыгать, постоянно убегать вперед и возвращаться обратно.
Молодой человек не раз останавливал его, говоря, что нельзя бегать, и если Яса не уймется, то скоро вспотеет и выбьется из сил.
Действительно, уже через четверть часа ребенок примчался весь мокрый, точно из бани, и жалобно попросил пить. Он чувствовал себя совсем разбитым.
— Что, устал? Я ведь говорил… На, выпей кофе. И давай посидим минут пять.
Они разместились на корне исполинского тека, протянувшегося по земле, точно спина крокодила, отдохнули и продолжили путь.
Адское пекло начинало действовать и на француза. Уже и внизу было жарко, а на холмах вовсе невыносимо. Но все-таки они поднимались, превозмогая усталость и делая частые остановки. Вскоре, однако, мальчуган совершенно выбился из сил и едва передвигал ногами.
— Давай руку, помогу. Ты умираешь от жажды?.. На вот, отпей немного… Довольно. Погодя получишь еще, а я как-нибудь обойдусь.
Фрике решил устроить более продолжительный привал, но, когда друзья попытались двинуться дальше, оказалось, что малыш вконец обессилел.
Парижанин вытер ему лоб, обмахнул лицо куском коры, содранным с дерева, и дал выпить еще несколько глотков кофе. Сделав для Ясы веер, он без особого труда поднял его и посадил себе на спину.
— Ай-да! Поехали! — крикнул со смехом француз. — Сам еле двигался, а вот взял груз — и ничего, иду. Здесь оставаться нельзя, место нехорошее.
И он шел, шел, опасаясь, что если прекратит движение, то будет уже не в состоянии сделать и шага.
— Ух, больше не могу! — выдохнул наконец Фрике и вовремя успел опустить мальчика на землю, иначе упал бы вместе с ним. Юноша прислонился к дереву, потом сел под ним, не в силах не только пошевелиться, но даже о чем бы то ни было думать.
На беду, питье закончилось, в мехе не оставалось ни капли. Нечем было промочить горло или хотя бы увлажнить пересохший язык.
— Кажется, комедия окончена, — прошептал бедный охотник.