Приключения в стране тигров

— Да говори же, изверг! Не тяни!

— Лоцман, сударь, обеспокоен тем, что вы не испросили благословения у Гаутамы.[57]

— Что?

— Да, сударь, когда начинают плавание по Иравади и собираются подняться вверх по течению, следует согласно обычаю совершить жертвоприношение Будде, которому поклоняются бирманцы.

— Не может быть! Ей-богу, во время моих путешествий я попадал в самые невероятные передряги, но ни разу от меня не требовали соблюдать обычаи местной религии.

— О сударь! Он не говорит, что вы должны совершить жертвоприношение… но просит позволения совершить его самому. В противном случае он хочет уйти.

— Но я, кажется, дал моим слугам полную свободу делать то, что они считают нужным. Никто не обвинит меня в нетерпимости. Я уважаю свободу совести. Так что пусть совершает свое жертвоприношение, и я даже готов оказать ему помощь, насколько это в моих силах.

— У него нет рыбок…

— Каких еще рыбок?

— Тех, что приносят в жертву Гаутаме…

— Приятель, ты говоришь загадками, и сейчас слишком жарко, чтобы получать удовольствие от разгадывания китайских головоломок. Возьмите улов у рыбаков, я заплачу, и пусть себе совершает свое жертвоприношение, пока я буду отдыхать после обеда.

Озабоченное лицо лоцмана прояснилось, как по мановению волшебной палочки, едва лишь переводчик сообщил ему, что сказал хозяин.

Не теряя ни секунды, он направил лодку к большой туземной шаланде, поднимающейся по реке.

— Что он собирается делать? — спросил Андре, с любопытством разглядывая встречное судно — подлинный шедевр индокитайского судостроения.

Действительно, нет ничего более необычного, чем эти суденышки, сооруженные с полным знанием того, что требуется для плавания по реке. Киль делается из полого дерева, выдолбленного тогда, когда оно еще не засохло; к нему бирманские судостроители прикрепляют шпангоуты[58] со стыками внакрой; корма высоко приподнята над водой, как у гондолы;[59] рулем служит весло, прикрепленное к левому борту, и лоцман, стоя на возвышении, украшенном замысловатыми деревянными скульптурами, управляет судном при помощи бруса, соединенного с рулем.

Особый интерес представляют мачты и паруса.

Нижняя мачта состоит из двух длинных шестов, закрепленных слева и справа от киля. Вершины их соединяются, образуя треугольник, скрепленный внутри поперечными брусами.

Центральная рея, сделанная из нескольких бамбуковых стволов, привязана к мачте фалами[60] и изогнута, подобно луку; в фалы пропущены многочисленные кольца, к которым крепится парус из чрезвычайно легкой ткани, из которой туземцы шьют свою одежду: только такая ткань годится для паруса столь огромного размера.

Английский инженер капитан Генри Юл измерил рею одного такого судна водоизмещением около ста тонн. Длина реи, даже без учета ее изгиба, достигала тридцати девяти метров, а площадь паруса — ста семидесяти квадратных метров.

Отсюда ясно, почему гнау — индокитайские лодки — не могут идти против ветра.

Вскоре лодка французов подошла почти вплотную к туземной гнау, на передней палубе которой стояли капитан и помощники. Над кормой реял белый, вышитый по краям серебряной нитью флаг с довольно грубым рисунком, изображающим символ империи — выгнувшийся колесом павлин с распущенным хвостом.

Привлекала внимание весьма характерная курьезная деталь: флагшток был увенчан европейским стеклянным графином. Бирманцы обожают подобные вещицы и используют их где попало, так что нередко можно встретить пагоду, украшенную самой обыкновенной бутылкой из-под сельтерской воды.[61]

Лоцман, улучив момент, когда две лодки оказались рядом, перепрыгнул на туземное судно.

Механик тут же уменьшил скорость, чтобы паровой шлюп шел вровень с парусным судном.

Оживленно поговорив минут пять, оба лоцмана, придя, видимо, к согласию, направились к лесенке, ведущей в трюм, скрылись в нем и почти тут же появились вновь. Пожав друг другу руки и обменявшись пространными речами, они наконец расстались.

Андре и Фрике с интересом следили за их переговорами, знакомясь, таким образом, с неизвестными им ранее сторонами бирманской жизни.

Лоцман перебрался с туземной шаланды на свое судно, держа за ручку бамбуковое ведро.

Любопытный Фрике подошел поближе и увидел в этом примитивном сосуде несколько белых и красных рыбок, беспокойно мечущихся в воде.

— Кажется, это и есть необходимое жаркое, — пробормотал он. — Наш лоцман либо купил, либо выпросил этих милых рыбешек у своего собрата. Если я еще раз соберусь в эту страну, надо будет запастись аквариумом.

Лоцман, не обращая никакого внимания на присутствие непосвященных, хранивших, впрочем, полное молчание, вытащил одну за другой рыбок, очистил их от тины, бережно обтер тряпкой и разложил на чистой сухой ткани. Рыбки подпрыгивали, конвульсивно дергая жабрами.

Между тем лоцман достал из-за пояса маленький лакированный ящичек, раскрыл его и осторожно вынул тонкие листочки золота и серебра.

Взяв красную рыбку — китайского сазана, — бирманец накрыл его золотым листочком, тотчас же прилипшим к слизи, выделяемой жабрами, и бросил в воду, бормоча какие-то таинственные слова.