Приключения женственности

Алина говорила, что Корсаков, ее новый муж, похож на Сократа. Лысый веселый художник, готовый к умному лукавому разговору. Наслушавшись его речей, Алина поверила в свой талант, отбросила семейные предрассудки, решив, что родители прожили свою жизнь зря. Она опьянела от ощущения внутренней свободы и не захотела ломать комедию, когда первый муж предлагал пожалеть предков и изобразить, что все по-старому.

При постороннем человеке, почти своем ровеснике, папа подавленно молчал, а у Жени выложил все, что его возмутило. Из солидарности с сестрой она не поддакивала, хотя со многими отцовскими резонами была согласна. Правда, когда Алина рассуждала о творчестве, о любви, о смысле жизни. Женя тоже соглашалась. И Рахатов намного старше… В общем, в голове была полная каша, в духе «и ты права, Сарра».

А сердце ничего не подсказывало. Оно как будто оцепенело и ждало одиночества. Чтобы во всем разобраться, чтобы спокойно разговаривать по телефону и встречаться с Рахатовым.

— Твои-то надолго сдают? — Папа выпил холодного кваса, отдышался и смог говорить без ярости.

— Лет на пять. Хозяйка уехала с мужем в Америку. — Женя обрадовалась, что наконец-то и до нее очередь дошла. Увлеклась, пытаясь рассмешить родителей историями из редакторского быта: — Одна дама правила очень плохой перевод. Доделала, оставила на столе, чтоб автору передали, а сама уехала в отпуск. В дороге вспомнила, что забыла стереть гневные карандашные пометки, сделанные в сердцах. И вот в редакцию приходит телеграмма: «Устроилась хорошо уберите проститутку с полей».

Но никто даже не улыбнулся. Пришлось объяснить, что поля есть у рукописи, а проститутка — эвфемизм, заменяющий исконно русское слово…

— Кайсаров тебе с квартирой помочь не может? — Папа резко сменил тему. По его понятиям, если нет своей жилплощади, значит, дочка не может быть счастлива.

— Папочка, но он же только хороший писатель. Он даже поста никакого не занимает.

— Но ты писала, что редактируешь важного начальника. — Мама подняла голову от штопки шерстяных Жениных рейтуз, отысканных ею при разборке платяного шкафа, и сдвинула очки на лоб.

— Это другой. Его я просить не могу, неудобно, — «и бесполезно», уже про себя добавила Женя.

Полтора месяца назад ее вызвали к директору. Там было собрано так называемое издательское руководство, но не привычно, вокруг шефского места, а за длинным полированным столом, на котором несуразно, как начинающие фигуристы, притулились разнокалиберные чашки, вазочки с мелкими сластями, не оставляющими крошек и жирных пятен. Напряженно изображая непринужденность, все пили остывший чай.

Сергеев представил Женю по-заграничному подтянутому пожилому господину в светлом шерстяном костюме из дорогой ткани. Над верхней губой у него набух большой зеленый прыщ, за который ей почему-то стало очень неловко.

Женя впервые видела его живым. Все-таки на портретах и по телевизору они совсем другие. Как там умеют придать человеку значительность, даже низкорослость скрыть. Сталин был коротышка, а ни по одной кинохронике этого не скажешь.

— Вот никак не можем уговорить Ивана Иваныча выпустить хотя бы шеститомник. Что же повторять предыдущее собрание сочинений, пять всего… — Директор напыжился от гордости за свою смелость — такое высокое начальство не каждый, мол, посмеет критиковать. Шварцевская ситуация, да и только.

Но Иван Иванович вел себя как и следует человеку его ранга — подобострастия не поощрял и приторности пролитого на него елея не чувствовал.

— Кто будет предисловие писать? Надо ли комментарии? По какому изданию расклейку делать? — Женя задавала профессиональные вопросы, и этот разговор, заманчивый для писателя любого калибра, отгородил их от остальных.

Иван Иваныч вынул из своего портфеля два экземпляра предыдущего собрания сочинений для расклейки, и Женя обнаружила три третьих и только один второй том.

— Вот видите, уважаемый Иван Иваныч, мы вам лучшего редактора дали. — Директору бы только себя похвалить — любой повод сгодится.

«Если они лучшей называют за то, что цифирки на книжках разглядела… недорого же стоят их оценки», — подумала Женя.

Когда писатель ушел, Женя задала еще один вопрос: по инструкции нельзя одновременно с собранием сочинений выпускать другие книги того же автора, а в плане стоит иллюстрированное издание его лауреатского романа. Все рассмеялись, и каждый сверчок сел на свой шесток: Женя на редакторский, остальные — на руководящие…

…Родительское расследование между тем продолжалось:

— А парень нас встречал, он кто?

— Саша? — По лицу Жени разлился ровный, спокойный свет. — Саша — самый надежный, самый близкий нам человек. Алина считает, что у него абсолютный слух в литературе. Неудачно женат, правда…

— Ты замуж выходить собираешься? А если с квартиры прогонят? Вдруг в Москве совсем прописку запретят?