Прикосновение

Руби примчалась, едва Элизабет успела освежиться и сменить амазонку на домашнее платье.

– Ли приехал! – выкрикнула она с порога. – Элизабет, Ли вернулся! А я не ждала, я даже не надеялась!

– Прекрасно, – машинально отозвалась Элизабет, у которой слова застревали во рту комками шерсти. – Чаю, миссис Сертис.

И она засуетилась, приглашая Руби в зимний сад, усаживая ее поудобнее и наконец обретая способность улыбаться.

– Руби, дорогая, успокойся. Я непременно выслушаю тебя, но сначала отдышись.

– Он приехал поездом из Литгоу прошлым вечером, так неожиданно – я, конечно, удивилась, почему так поздно, но потом поняла, что из Сиднея он выехал обычным пассажирским… А я как раз принимала епископа с женой – он навещал паству… – сбивчиво объясняла Руби.

– Знаю-знаю. Ты забыла, что сегодня я пригласила его на ужин? Приходите вместе с Ли.

– …И тут входит Ли! О, Элизабет, мой нефритовый котенок совсем мужчина! Такой красивый! Рослый, статный! А слышала бы ты, как он говорит – ну вылитый английский джентльмен из высшего света! – Она смахнула слезы и снова засияла улыбкой. – Епископ Кествик прямо оторопел, когда его услышал, а когда понял, что это мой сын… О, я сразу выросла в его глазах!

– А я и не подозревала, что для тебя это так важно, – улыбнулась Элизабет, не зная, как успокоить стремительно бьющееся сердце.

– Да нет, что ты, но старик никак не мог понять, какое положение я занимаю в Кинроссе. Но теперь-то он побоится обращаться со мной как с публичной женщиной: знает уже, что я заседаю в совете директоров «Апокалипсиса» и не скуплюсь на подношения церкви. В общем, увидел он Ли и решил, что меня оклеветали: ведь сын-то мой учился не где-нибудь, а в школе Проктора. Ах, Элизабет, как я счастлива!

– Это и слепой заметит, милая моя Руби. – Элизабет облизнула пересохшие губы. – Значит, Александр тоже едет домой? Где он – задержался в Сиднее?

Воодушевление Руби приугасло, когда она заметила на лице Элизабет привычную маску равнодушия.

– Нет, голубка, Александр пока в Англии. Он отослал Ли домой на каникулы, а в письме написал, что мне не вынести еще три или четыре года разлуки, если я не повидаюсь с моим нефритовым котенком. Ли пробудет дома до конца июля, а потом уплывет обратно.

Подали чай, Элизабет сама разлила его.

– Но почему же ты здесь, Руби? Зачем тратишь драгоценное время? Проведи его лучше с Ли.

– А Ли сейчас присоединится к нам, – объявила Руби, которой на вид в эту минуту было не больше двадцати пяти лет. – Или ты думала, я буду ждать до ужина, чтобы познакомить тебя с моим сыном? Он отправился осматривать Кинросс, но пообещал к чаю явиться сюда. – И она притворно нахмурилась: – Запаздывает, негодник.

– В таком случае выпьем еще чаю.

Встреча состоялась через полчаса, за которые Элизабет успела взять себя в руки. К ее удивлению, она испытала легкое сожаление, узнав, что Александр не торопится домой – а Нелл была бы так счастлива видеть его! Но Элизабет понимала, почему Руби не огорчает отсутствие любовника: нелегко общаться сразу со взрослым сыном и его лучшим другом да еще скрывать от сына, кем ей приходится Александр.

В зимний сад Ли вошел с покачивающейся по спине черной косой, облаченный в старые, но чистые холщовые брюки и рубашку с расстегнутым воротником и закатанными рукавами. Не замечая, что на ее лице застыло выражение холодной отрешенности, Элизабет встала, подала юноше руку и надменно улыбнулась уголками губ. Руби права: он редкостно красив. Ли унаследовал все лучшее от Суна и матери: от Суна – выразительные черты лица и величественную осанку, от Руби – грацию и неотразимое обаяние. Только глаза его не походили ни на отцовские, ни на материнские, светло-зеленую радужку окружало зеленое колечко более темного оттенка, из-за чего взгляд казался пронзительным. Да, светлые глаза, черные ресницы и бронзовая кожа – неожиданное, немыслимое, но пленительное сочетание.

– Как поживаешь, Ли? – лишенным выражения голосом осведомилась Элизабет.

Его улыбка увяла, голова чуть склонилась набок, в глазах мелькнула растерянность.

– Прекрасно, миссис Кинросс, – ответил юноша, пожимая безвольную кисть. – А вы?

– Благодарю, отлично. Пожалуйста, зови меня Элизабет. Присаживайся. Сейчас миссис Сертис принесет чай.

Ли сел так, чтобы наблюдать за обеими женщинами; заговорила его мать. «Это и есть жена Александра, о которой он почти не вспоминает? Неудивительно, – думал Ли. – В ней нет ни душевности, ни женственности, хотя арктическая холодность ей к лицу. Таких красавиц я еще не встречал – эта млечно-белая кожа, смоляные волосы, темно-синие глаза… Пухлые губы постоянно сжаты, их естественные контуры искажены; шея длинная и грациозная, прелестные кисти, на которых совсем не к месту массивные кольца. Элизабет Кинросс не из тех, кто любит пускать пыль в глаза, – значит, кольца ей подарил Александр, это в его вкусе. Жаль, что он не поехал со мной. Без него мне скучно, даже Кинросс кажется чужим. А его жена не желает меня видеть».

– Как Александр? – спросила Элизабет, как только ей удалось вставить слово.