Прикосновение полуночи

Они наконец вошли в общий ритм и теперь словно слились воедино. Я открыла рот, чтобы крикнуть, чтобы сказать, что я больше не вынесу, и неожиданно меня захватил оргазм, обратив боль в наслаждение, невыносимое – в нужное. Моя плоть содрогнулась, и я ощутила их совместную дрожь, и новый оргазм заставил меня кричать. Их крики вторили моим.

Несколько мгновений мы бессильно лежали в объятиях друг друга. Сияние наше слабело. Адайр свалился на меня, и я чувствовала, как колотится сердце Аматеона у меня под спиной. Лежать между ними было чудесно, но едва я об этом подумала, мое тело напомнило мне, что как только эндорфины окончательно прекратят действовать, будет больно – потому что сейчас боль была едва ощутима.

Я набрала воздуху, чтобы попросить их сдвинуться, но в этот момент тишину нарушил другой голос.

– Браво, Мередит!

Она захлопала в ладоши, и вместе с ней захлопали и другие, потому что, когда королева аплодирует, свита делает то же самое.

Эндорфины испарились, будто их не было. Я невольно застонала. Черт, наверняка я вся в ссадинах.

– Мередит, – сказала она, – я и не знала, что ты на такое способна.

И она засмеялась собственным словам и еще продолжала смеяться, когда Адайр приподнялся достаточно, чтобы я ее разглядела.

Тело Андаис блестело в неярком свете, блестело от свежей и не такой уж свежей крови. Кровь покрывала ее с ног до головы. Длинные волосы липли к телу, пропитанные кровью и более густыми субстанциями.

Рис помог мне подняться, и я освободилась от Аматеона с Адайром. Он держал меня в объятиях, и я была этому рада, потому что вряд ли смогла бы стоять на ногах. Холод и Дойл стояли рядом с нами, не то чтобы защищая нас от королевы, но близко к этому.

– Мы искали тебя, племянница. Похоже, полицейские твои нам все-таки не были нужны.

– Что случилось? – спросила я севшим голосом.

– Наш убийца признался, Мередит, и криминалисты для этого не потребовались.

Она наклонилась почти до земли и выпрямилась, подняв руку; из руки к чему-то на земле тянулась толстая веревка. Я увидела все глазами до того, как мой мозг сумел это осознать. У ее ног, свернутое калачиком, лежало тело – настолько окровавленное и истерзанное, что я не могла даже определить, мужчина это или женщина.

Андаис потянула за веревку, и человек завопил. В руке у нее была не веревка. Она держала его внутренности.

Глава 39

– Слышишь меня, Мередит? Пытка добыла ответ на твою загадку раньше, чем полиция сумела хотя бы обработать свои так называемые улики. – Она еще раз дернула рукой, исторгнув жуткий крик из глотки мужчины. То есть это почти наверняка был мужчина.

Я прижалась к груди Риса и попыталась придать лицу самое безразличное выражение, на какое была способна. Совсем не показать испуг все равно не удалось бы – слишком уж жутким было зрелище. Чуть ли не самым жутким, что я видела, и полностью скрыть свои чувства даже надеяться не стоило. Я попыталась все же овладеть собой, не сумела и не могла уже понять, стоит ли об этом беспокоиться. Иногда Андаис злило, если ее труды не ценили по достоинству. Получать удовольствие от пыток я никогда не могла, так что мне оставалось лишь показывать ей, насколько жуткими и кошмарными я считаю ее таланты.

Она рассмеялась низким горловым смехом.

– Такая мина, Мередит! Ты находишь судьбу Гвеннина ужасной?

Я кивнула, плотнее прижимаясь к Рису. Его руки напряглись.

– Да, тетя, я считаю ее ужасной.

– Но мы получили результат, не станешь спорить?

Я бы могла... Но предпочла высказаться не впрямую.

– Если ты говоришь, что это Гвеннин, я поверю тебе, но вообще-то я бы его не узнала.

– О, это он. – Она посмотрела на тело у своих ног и сжала руку покрепче. Гвеннин застонал, но стон ее не удовлетворил. Она дернула сильней, снова заставив его завопить. Это ей понравилось.

– Он сказал, почему он убил Беатриче? – Я не стала высказывать подозрение, что любой на его месте признался бы в чем угодно, от убийства Кеннеди до грабежа и разорения Рима, лишь бы прекратить мучения. Никто не смог бы выдержать того, что она с ним сотворила.

– Она разделила с ним постель, но потом отвергла ни с того ни с сего.

– Он убил Беатриче за то, что она отказалась быть его любовницей? – Я очень старалась не выразить голосом своего недоверия.

Андаис потянула за внутренности резко и быстро, вырвав из его глотки еще один крик.

– Скажи ей то же, что и мне, – велела она.

Он откашлялся и сплюнул кровью. Наконец он сумел заговорить. Голос был таким же измученным, как и его тело, сорванным от крика.

– Я не думал, что она умрет. Она же бессмертная, она – фейри. Я не воспользовался сталью или холодным железом. Удар не должен был быть смертельным. – Он снова закашлялся и начал оседать на землю, но Андаис потянула за кишки, и он попытался сохранить равновесие, опираясь на руку – с начисто содранной кожей.

Когда он слегка пришел в себя, я спросила:

– Ты ударил ее ножом в спину, потому что она не хотела больше быть твоей возлюбленной?

– Она была только развлечением, не возлюбленной.

– Развлечением? – переспросила я. – Потому что малые фейри не могут быть возлюбленными?