Прикосновение полуночи

– Если только она не превратилась бы в настоящего богарта, она не тронула бы хороший фарфор. Нет-нет, никогда! – Маг осторожно выбралась из шкафчика и вспорхнула на плечо Галена, развернув небесно-голубые крылья. Теперь я ее вспомнила. Она была любимицей то у одного сидхе, то у другого. Но когда она надоела своему последнему хозяину, Мэгги предложила ей работу на кухне, чтобы она могла заработать на достойную жизнь и не выпрашивать подачек у верзил. "Верзилы" – это было оскорбительное наименование сидхе среди малых фейри. Маг перебралась на кухню примерно в то же время, когда я покинула двор. А вот с Душистым Горошком я была неплохо знакома. Я позвала ее:

– Душистый Горошек, не нужно прятаться.

Холод подошел к раковине с другой стороны от Галена, который болтал уже о чем-то с маленькой голубой феей у себя на плече. Ока прильнула к его шее и ласкала ухо нежными, словно цветочные лепестки, ладошками. У Маг был настоящий пунктик насчет мужчин-сидхе. Я никогда не интересовалась, да и знать не хотела, что за удовольствие находили друг в друге она и ее хозяева. Она была меньше куклы Барби и сложена более изящно и хрупко. Картинки такого рода меня не привлекают, но сейчас, глядя на них, я могла незаметно присматривать за занавеской. Гален нам всем дал предлог смотреть в ту сторону.

Холод сказал:

– Спускайся, малышка, нам нужно поговорить с тобой.

Маленькое личико тут же спряталось среди фарфора, как мышка ныряет в свою норку. Ее голосок был похож на веяние ветерка, нежное весеннее дуновение, которое ласкает кожу и заставляет поверить, что под снегом спят цветы. Спят, а вовсе не мертвы. Я невольно улыбнулась и только потом подумала: "Гламор".

– Не помню, чтобы твой голос был так сладок, Душистый Горошек, – удивился Гален.

– Я испугалась, – сказала она так, словно это все объясняло.

– Когда феи-крошки напуганы, они защищаются чем только могут, – пояснила Мэгги-Мэй.

– То есть гламором, – сообразила я.

– Йе, – подтвердила Мэгги, глядя на нас прищуренными глазами. Она поняла, что что-то не так.

– Иди, маленькая, – позвал Холод и даже протянул руку как предлагают опору птичке.

– Я боюсь тебя, Убийственный Холод, так же, как боюсь Мрака, – проговорил голосок из-за чашек.

– А меня ты тоже боишься, Душистый Горошек? – спросила я.

Она сказала после небольшой паузы:

– Нет, тебя я не боюсь.

– Тогда иди ко мне, – предложила я и протянула ей ладонь, показывая, что предпочитаю менее интимные контакты, чем Гален.

– Ты защитишь меня от Мрака и Убийственного Холода? – спросила она.

Я поборола желание улыбнуться. Чтобы противостоять приятному голоску, требовалась немалая концентрация. Непосредственный контакт мог еще больше осложнить дело, но мне хотелось убрать ее подальше от раковины. Она была "гражданской", как принято говорить у полицейских, а гражданские на линии огня были мне ни к чему.

– Конечно, я не дам им тебя обидеть.

– Обещаешь?

Дойл вмешался:

– Она не может обещать, ведь мы не знаем, не виновна ли ты.

– Виновна... – повторила она тонким от испуга голосом, словно бубенчики зазвенели под ветром, – в чем виновна, Мрак?

Дойл стоял на коленях рядом с Онилвином, который не отреагировал ни на подначку, ни на вопрос. То ли ему и вправду было так больно, то ли он симулировал.

– Нередко бывает так, что тот, кто нашел тело, сам его туда и положил.

Я нахмурилась. Неудивительно, что Дойл напугал малышку.

Он ответил мне спокойным взглядом, словно не видел в своих словах ничего страшного. Душистый Горошек истерически зарыдала. Воображаемый ветер, игравший бубенчиками, из теплого превратился в ледяной, предвещающий бурю. Чашки задребезжали от ее отчаянной попытки забраться поглубже на полку.

Мне пришлось повысить голос, чтобы она наверняка меня услышала:

– Я обещаю, что ни Дойл, ни Холод тебя не обидят.

– Мерри! – удивленным тоном произнес Дойл.

За чашками помолчали, потом спросили очень невыразительным голосом:

– Слово?

– Да, – подтвердила я. Я не думала, что она в чем-то замешана, но на всякий случай я пообещала только, что к ней не притронутся Дойл и Холод. Если она решила, будто обещание распространяется на всех моих стражей, – ну, это не моя вина. Я была достаточно сидхе, да вообще достаточно фейри, чтобы не напоминать ей об остальных и не чувствовать вины. Все фейри от мала до велика были обучены этой игре. Проиграл – значит чего-то не учел. Сам виноват. Фея выбралась из-за фарфоровой чашки и подошла к краю полки. У нее была редкая для фей-крошек кожа, на вид совсем как человеческая. Темно-каштановые волосы локонами спадали вдоль личика. Только тоненькие черные антенны, как у бабочек, нарушали сходство с дорогой куклой. Антенны и еще крылья на спине.

Платье у нее казалось сшитым из коричневых и пурпурных листьев, хотя при ходьбе "листья" двигались совсем как ткань. Она взлетела, направляясь ко мне. Дойл показал мне глазами, чтобы я отступила подальше от стола, подальше от занавески.

Кто-то из стражей позвал:

– Мэгги-Мэй, не подойдешь ли сюда на минутку?