Прикосновения Зла (СИ)

– Я не горю желанием пробираться в крепость за тогой. Все мы родились без одежды, а значит, этот облик наиболее угоден Богам, – поморец распахнул дверь и юркнул внутрь.

Еще не успев переступить порог, Нереус чуть не оглох от разноголосого женского визга. Кухарки метались по всему помещению, роняя кувшины, блюда и корзины. Мэйо одной рукой схватил печеную курицу, другой – смазливую темнокожую девчонку в полупрозрачном, почти не скрывающем ее прелестей одеянии.

– Успокойтесь! Это молодой господин! – зычно крикнул островитянин.

Вопли затихли, сменившись жалобными всхлипами. Девушка перестала сопротивляться, и Мэйо принялся с жаром целовать ее тонкую шею. Он провел ладонью по возбуждающе прекрасным изгибам тела черноволосой прелестницы, стыдливо отвернувшейся и вздрагивающей, но вынужденной безропотно принимать его настойчивые ласки.

– Я не беру женщин силой и потому сделаю так, что ты сама неистово возжелаешь меня, – страстно выдохнул поморец в маленькое ушко, почти касаясь губами бронзовой серьги.

– Господин, умоляю вас… – едва сдерживая слезы, пролепетала кухарка.

– Увы, сейчас мне пора, – Мэйо ослабил хватку и она перепуганной пташкой выпорхнула из его объятий. – Дела вынуждают…

Нереус взял со стола яблочный пирог и кувшин с разбавленным красным вином.

Покинув кухню, юноши вернулись в сад. Они расположились в тенистой аллее, с жадностью набросившись на еду и пугая птиц веселыми, громкими возгласами. Насыщенный событиями день медленно подходил к концу.

Утолив голод, Мэйо поднялся на ноги и тут же заметил вдалеке отца, идущего в окружении рослых невольников. Рухнув в траву, поморец тихо произнес:

– Мертово племя, враги уже близко…

– Я предупреждал, но ты не захотел слушать.

– Еще не все потеряно. Пока жива надежда, отчаянью не отравить сердца. Скорей за мной, я чую сладкий дым над лагерем союзников.

Стараясь не привлекать внимания, юноши крадучись устремились в центральную часть сада, где обычно любила отдыхать Пинна, супруга Макрина.

Она и теперь сидела в деревянной беседке, слушая стихи, которые наизусть читала девушка-рабыня. Другие невольницы заплетали в косы подкрашенные толченым свинцом волосы госпожи и массировали ее изящные ступни. Стройная и гибкая, еще не утратившая чарующей привлекательности, в голубом, расшитом золотом платье, родительница Мэйо могла затмить мраморной красотой многих женщин гораздо моложе себя.

Когда из кустов вдруг показался ее обнаженный сын в компании раба, Пинна удивленно изогнула тонкие брови, а смущенные невольницы мигом опустили взгляды.

– Не помутился ли рассудком мой первенец, решив сюда явиться в столь непотребном виде? – с нотками недовольства произнесла жена сара.

– Давно ли моя нагота смущает вас, матушка? – парировал Мэйо, неторопливо заходя в резную беседку.

– Я помню тебя малюткой в колыбели, но сейчас вижу перед собой прелестного молодого мужчину, – она гордо улыбнулась и указала на лавку. – Присядь, поговорим немного. И твоему рабу позволю не стоять.

Польщенный заботой госпожи Нереус подогнул ноги и покорно опустился возле ее кресла. Мэйо плюхнулся на скамью, притянув к себе на колени миловидную рабыню:

– Вот наряд, который я носил бы, не снимая.

– Ты снова огорчил отца.

– Подумать только, как быстро расползаются слухи! – он ласково поглаживал крепкие бедра девушки, запустив ладонь между ними, и казался целиком поглощенным этим занятием.

– Фирм получил по заслугам.

– Ты правда так думаешь? – Мэйо на мгновение отвлекся от рабыни.

– Да, но я хотела поговорить не об этом…

Внезапное появление мужа вынудило Пинну замолчать на полуслове. Штормовой волной он ворвался в беседку, свирепо потрясая однохвостой плеткой:

– Где же еще скрываться этому негодяю, как не под подолами мамаши?!

– Этот негодяй – твой сын, – властно сказала Пинна, – И негоже бить его на глазах у рабов.

– Ты знаешь, что он сотворил сегодня?!

– Высмеял какого-то сановника? При дворе все занимаются тем же, но никого из них почему-то до сих пор не высекли.

– Мне пришлось договариваться с Силаном, чтобы он не упоминал имя нашего Дома в связи с этим делом. Сорок золотых клавдиев, Пинна! И их потерю возместят мне сорок полос на шкуре гаденыша.

– А почему не сто? Или двести? Лучше сразу запори его до смерти. Хочешь, чтобы мальчик провалялся в постели до самого Дня Веда?

– Хочу, чтобы он начал наконец думать головой, а не яйцами! – Макрин снова повысил голос.

– Все учителя и наставники хвалят Мэйо, – Пинна с нежностью посмотрела на супруга. – У него большие успехи в правоведении и политической риторике. Свободное время он уделяет естественным наукам, читает исторические трактаты и философские поэмы. Наш сын регулярно принимает участие в диспутах. А какие стихи он написал о восшествии на престол зесара Клавдия! Тебе не кажется, что ты слишком строг, и требуешь от мальчика как от взрослого мужа?

– Взрослый муж не сидел бы тут с голым задом. Защищая его, ты поощряешь новые выходки. Клянусь трезубцем Веда, если он еще что-нибудь выкинет, то на месяц отправится грести навоз в конюшни!

– Ты не посмеешь… – попробовала возразить Пинна.