Приливы войны

При дневном свете я мог оправдать мою трусость и даже смягчить её. Но ночью меня покрыл холодный пот, словно я был в суде. Я видел себя во Фреаттоне в Пирее, где тот, кого обвиняют в убийстве, совершенном за морем, должен защищать себя, стоя в лодке, поскольку законы запрещают ногам, запятнанным чужой кровью, ступать на землю Аттики. Во сне я хотел принести жертву, но жрецы всегда отвергали моё приношение. Всю ночь напролёт я сам убивал жертвенных животных и читал в их сердцах проклятия. Я не растерял страха перед небесами — напротив, я стал одержим ими. Я как будто оказался на пустынной земле, через которую проходят одинаково и смертные и боги, где они смешиваются и где, как утверждает Кратер, обитают живые и мёртвые, не рождённые и те, кто скоро должен умереть.

Горькую там разделяют они меж собою трапезу,Песни печальные вместе поют за общим столом.

Одна только память о детях, казалось, могла быть якорем моего спасения. Я вызывал в памяти их лица и цеплялся за эти образы, как потерпевший крушение на море хватается за обломок мачты. Но я не имел на это никакого права. Какое наследство я им оставлю? Я не смогу оставить им даже имя. Меня позвала война, и я пошёл. А теперь меня тошнит от войны.

Усадьба, где я набирался сил, была тем, что они называют «пожизненная аренда». Вольноотпущенник и его жена выращивали груши. Я следил за привоями, теплицами. С какой мучительной остротой отзывались в моём сердце эти мирные домашние хлопоты! Я больше не хотел, чтобы меня будил звук трубы. Я хотел просыпаться от пения жаворонка, мне нужно было слышать звон детского смеха. Пусть кто-нибудь другой займёт моё место в строю и прокричит во время переклички «Здесь!». Из моих тридцати восьми лет девятнадцать прошли на войне. Хватит.

Каждый день увеличивал мой долг Спарте и Лисандру. Мог ли я бежать? Но куда? Дыхания моего едва хватало, чтобы задуть свечу. Чтобы повернуться на постели, мне приходилось помогать себе обеими руками. Лисандр всё равно найдёт меня. Меня выследят его агенты, которые за плату отыщут свою жертву даже у ворот ада.

Той весной я увидел Алкивиада. Он выступал на открытом собрании перед царями, эфорами, Корпусом Равных. Гилипп со славой возвратился из Сиракуз. Подсчитали потери, понесённые Афинами. Моя родина и её союзники лишились двадцати девяти тысяч воинов, двухсот отличных боевых кораблей, бесчисленного множества торговых и транспортных судов. Дань в талантах золотом была определена в четыре тысячи. Это должно было опустошить казну государства. Но более губительным для духа афинского народа было то, что грандиозная экспедиция потерпела полное поражение. Все корабли, всё войско, всё вооружение.

Алкивиад начал:

— Граждане Спарты, вы потребовали, чтобы сегодня я рассказал вам о состоянии дел и дал совет на дальнейшее. Вы желали, чтобы я выступил перед этими высокими людьми. Подчиняюсь, хотя повод для выступления не доставляет мне радости. Мои соотечественники потерпели злополучное поражение. Люди, которых я знал и любил, погибли. Большая часть вины за их испытания лежит на мне. Совет, который я вам дал, способствовал их разгрому.

Спартанский Акрополь назывался Высокий город. Он был таким невысоким, что дети называли его «Город по колено». Но там невероятная акустика. При своей скромности он имеет довольно величественный вид. Корпус Равных, почти восемь тысяч человек, собрался в полном составе. Были делегации от нескольких иностранных государств, в том числе и от Афин. Ещё десять-пятнадцать тысяч спартанцев более низкого статуса гражданства и даже мальчишки и женщины расположились на склоне, обращённом к полям для игр и храму Артемиды. Каждую фразу говорящего глашатаи передавали по цепочке.

Прошло две зимы с тех пор, как я в последний раз видел Алкивиада. Как и раньше, красота этого человека меня поразила. Он уже приближался к сорока годам. В его медных кудрях появились серебряные нити. Но это не уменьшило его привлекательности — наоборот, придало ему ещё больше внушительности. Подобающая случаю скромность была достигнута с помощью простого спартанского платья. Он смотрел на воинов и атлетов, которые окружали его, сохраняя пристойную сдержанность. Ни один народ не может по красоте сравниться со спартанцами. Простое питание, строгая система управления, самый воздух, и вода их страны неиспорченных нравов — всё это сделало их прекрасными образцами гармонического физического развития. Всегда можно найти в толпе дюжину несравненных атлетов с идеальными чертами лица и великолепным сложением. И всё же если перевести взгляд с них на Алкивиада — всё равно что сначала посмотреть на луну, а потом на солнце. Он превосходил их всех.