Прима

— Не надо мне этого говорить, — проворчала она в ответ, сжимая пальцы на спинке стула, пытаясь скрыть боль, которую причинила ей эта вспышка. — Клара, ты совершила ошибку…

— Ошибку? — с сарказмом произнесла я, довольно не по-женски фыркнув. — Ба

, да я их столько наделала, что даже не могу назвать их количество.

Рискуя потерять шаткое равновесие, она подняла руку и покачала пальцем в мою сторону. — Невежливо перебивать старших, юная леди. Неважно, сколько ошибок ты совершила. Мы все их совершаем. Не стоит наказывать себя навечно из-за одной. И этот человек пришел сюда, чтобы поговорить с тобой. По-моему, это явный второй шанс. Тебе стоит сходить в этот театр и узнать, что об этом думаешь. Я знаю, что ты танцуешь в гараже, но что может быть плохого в том, чтобы танцевать в настоящей студии с настоящими танцорами? Нет никаких причин, по которым ты не могла бы немного позаниматься, сбросить с себя часть того раздражения, которое, как я знаю, ты испытываешь, когда сидишь поздно ночью и смотришь старые видеозаписи балета, о котором, как ты думаешь, я не знаю. Клара, разве не здорово было бы еще раз испытать это чувство? Пока ты не потеряла этот дар навсегда?

Она сделала паузу и, пока она несколько раз глубоко вздохнула, я поняла, что она думает о способностях, которые украл артрит, когда он начал впиваться своими злыми когтями в ее суставы. Покачав головой, она подняла лицо, и я увидела, как оно озарилось сиянием, когда она улыбнулась, отказываясь позволить болезни захватить ее дух.

— Кроме того, детка, подумай, как сильно опустится челюсть этого красавца, когда ты попробуешь побороться и победишь любую бедную душу, которую он попытается выставить против тебя.

Боже, я так любила ее и не могла сдержать улыбку от ее поддразнивания. Но как бы это ни было приятно, один из нас должен был признать реальность. — Я не могу. А ты? — Я подошла к раковине, чтобы налить ей стакан воды. — К тому же у меня полно занятий, — солгала я.

О чем бы я ни мечтала, чего бы ни хотела, я должна была быть рядом с ней. Она могла спорить сколько угодно, но она во многом полагалась на меня, и это было все. Я была нужна ей в хорошие дни, и я была нужна ей, когда она страдала. Когда боль пронизывала ее хрупкое тело, она не могла ничего сделать для себя. Время, когда я пыталась зарыть голову в песок и не замечать того, что было прямо перед моим носом, закончилось четыре года назад. Я не собиралась игнорировать тот факт, что мое место было именно здесь, независимо от того, что она говорила.

— А что насчет меня?

Со мной все будет в порядке.

Это было очень похоже на нее — ставить мои нужды на первое место, но на самом деле все было не так просто.

— То, что какой-то мужчина пришел сюда, не означает, что балетный мир будет мне доверять и примет меня обратно с распростертыми объятиями. Я не думаю, что кто-то вообще сможет это сделать. Я сомневаюсь, что мне дадут даже партию в кордебалете, не говоря уже о главной роли.

Я подумала, но не решилась сказать, что уверена, что вместо этого получу средний палец и жесткое "иди на хуй".

— Я не хочу надеяться на то, что какой-то наивный парнишка, который по уши влез в мамины дела, о которых ничего не знает, так говорит, — добавила я, чувствуя почти отчаянную потребность выйти из дома, и мне нужно было сделать это до того, как бабушка продолжит приставать ко мне. — Кроме того, кому нужен театр, чтобы танцевать? — Выглянув в окно, я увидела голубую сойку, что послужило мне оправданием. — Я должна собрать клубнику, пока птицы не разнесли ее всю. Я знаю, как тебе нравится добавлять ее в йогурт.

Я передала бабушке стакан с водой и таблетки со стойки, а затем помогла ей сесть в кресло. — Мне нравится, что ты мой герой, Ба, но лучше не возвращаться, — сказала я, наклоняясь, чтобы поцеловать мягкую, как креповая бумага, щеку. Быстро моргнув, чтобы сдержать набежавшие слезы, я нежно обняла ее, взяла со шкафа дуршлаг и ушла, прежде чем она успела сказать еще хоть слово.

Мне хотелось, чтобы свежий воздух помог мне забыть обо всем, но как-то не получалось. Вместо этого я думала только о балете. Я вспомнила дни своей славы, когда все было замечательно. Я вспоминала, как танцы были всей моей жизнью, когда это было все, что меня волновало. Я пыталась представить себе, как снова выхожу на сцену. Пыталась представить, как это могло бы быть, если бы я не попала в объятия Николая Козлова и не шагнула в ту кучу дерьма, которая появилась потом. Смогла бы я это сделать? Вернуться к той жизни. Пусть прошло уже четыре года, но неужели весь остальной мир по-прежнему будет винить и ненавидеть меня за то, что произошло?