Зоя положила трубку и сказала изумленно:
- Ну Миледи!…
Год 1992-й. Миледи
Что касается шоу-бизнеса, то где-то в Нью-Йорке он, безусловно, существовал, но только не в подвале Фрэнка. Это стало ясно в первый же вечер. Тому, чем занимались здесь, обучаться было не надо. В крохотных комнатах, куда поодиночке поселили приехавший, почти все место занимали широченные кровати. В зеркалах, висевших напротив, можно было наблюдать все, что на кровати происходит. Многим клиентам это нравилось. Еще в каждой комнате был шкаф и туалетный столик. Большего и не требовалось для той «работы», которой тут занимались с вечера до утра.
Был еще общий зальчик с полукруглыми диванами и стойкой бара, на которой стоял большой телевизор, беспрерывно показывавший эротические клипы.
Тут клиент мог выпить и слегка разогреться для подвигов на широкой постели.
Никакой паузы для акклиматизации приехавшим не дали. Их переезд в Штаты стоил немалых денег, которые следовало срочно отработать. Одна девушка, правда, попробовала возражать. Но дюжие охранники, дежурившие у двери, по сигналу Бермудеса так ее отделали на глазах у всех, что бунт был подавлен в самом зародыше.
В первый же вечер Миледи досталась Гаэтано Фуэнтесу. Он взялся за новенькую с жаром, стараясь, по своему обыкновению, сразу же унизить ее как только возможно. Но Миледи, выдержав первую агрессивную атаку, сумела постепенно утихомирить темпераментного колумбийца. Она не стала состязаться с ним в изощренности и азарте, а, наоборот, избрала своим оружием покорную нежность. И Гаэтано сдался. Страсти в нем не убавилось, но вся агрессивность испарилась. С той поры он навещал Миледи дважды в неделю и даже выучил ее коронное словечко.
- Лапа!… - хрипел Гаэтано, взлетая на пик блаженства.
Днем девушки сходили с ума от безделья. Время тянулось бесконечно в постоянных сетованиях на то, какими идиотками они все оказались. Возвращение домой стало несбыточной мечтой. Вырваться из цепких лап Бермудеса казалось невозможным. Ни документов, ни денег у них не было. Высуни они нос на улицу, им бы не поздоровилось. Все расходы на еду и косметику Бермудес аккуратно вносил в счет, и с каждым днем девушки все больше увязали в долгах.
Какие там «Кадиллаки» и квартирки на Манхэттене!
- Хоть бы Нью-Йорк разок дал посмотреть, сволочь! - вздыхали девушки. - Господи, это же надо так проколоться!
- А может, забастовку объявим?
- Ты что! Забьют до смерти!
- С нашим бы посольством связаться…
- Так нас там и ждали. Сейчас наши войну Штатам объявят из-за пяти блядей!
- Ну зачем уж про себя так-то?
- А кто мы есть?
- Девчонки, а дальше, дальше-то что? Всю жизнь тут просидим?
- Постареем - вышвырнут. Свеженьких дур привезут, а нас вынесут ногами вперед - и в канализацию!…
Они постоянно строили какие-то фантастические планы побега, но все это было пустое сотрясание воздуха.
Так бы все и тянулось без конца, если бы дорожки Гаэтано Фуэнтеса и Карлоса Акуньи не пересеклись роковым образом. Холодная встреча бандитских главарей в кабачке Монтойи стала фактически объявлением открытой войны. Уже через час Рохас и Хорхе обстреляли машину Акуньи. Им удалось ухлопать только неповоротливого Маурисио Кампоса. Акунью лишь слегка поцарапало осколком стекла, а Рикардо Мондрагон, сидевший за рулем, вообще отделался легким испугом.
Ничего этого Гаэтано не знал, когда явился за утешением к Миледи. И узнать ему было не суждено.
Когда Миледи выпорхнула в общий зал, Фуэнтес, как истинный кабальеро, угостил ее рюмкой сладкого апероля, и на этом его галантность иссякла.
- Лет’с гоу! - сказал он ей по-английски.
- Пошли, - кивнула Миледи.
Дальше все пошло по заведенному порядку. Гаэтано содрал с нее одежду и повалил на кровать, сам расстегнул только молнию на брюках. Он всегда начинал так. Миледи закрыла глаза. Наблюдать знакомую сцену в зеркале напротив ей было неинтересно. Именно поэтому она не увидела, как бесшумно открылась дверь и в проеме появилась фигура Рикардо Мондрагона. Он действовал быстро, но без спешки. Подняв пистолет с глушителем, Мондрагон трижды нажал на курок. Раздались три негромких хлопка. Тело Гаэтано вздрогнуло и ослабло. Миледи удивленно открыла глаза, но увидела лишь захлопнувшуюся дверь.
Гаэтано Фуэнтес умер мгновенно. Миледи несказанно повезло, что пули не прошили бандита насквозь, а застряли в его теле. Она почувствовала на руках, обнимавших спину Гаэтано, что-то липкое и через секунду поняла, что это кровь. Вопль ужаса застрял у Миледи в горле. Она с трудом выбралась из-под обмякшего тела и выскочила в зал. Там было пусто, если не считать Фрэнка Бермудеса, уронившего голову на стойку бара. Вокруг его головы растекалась темная лужица крови. Из телевизора доносилась тихая музыка, сопровождавшая очередной эротический клип. До слуха Миледи донесся какой-то хрип, а потом она увидела охранника, который, заливаясь кровью, полз в зал от входа.