Примат воли

Доктор прервал рассказ, чтобы слегка отдышаться, обвел нас взглядом и, думается, остался доволен – более внимательной аудитории ему было не найти. Мы слушали во все уши – даже не отличавшийся, по моему мнению, тонким умом Леонид, и тот подался вперед, сложив на коленях сцепленные в замок руки, каждая из которых была втрое больше, чем у меня. Карьера воина заявляла о себе даже размером ладоней. Обладатель более тонкого, даже импульсивного ума, Лонгви, отвесил нижнюю челюсть, и по подбородку у него стекала тоненькая струйка слюны. Мне смотреть на него было неприятно, но для Доктора, надо думать, лучшей награды не было. Сократ – тот откинулся на тахте, подтянув к себе правую ногу и обхватив ее руками. Глаза его были закрыты. Все, что он ухватывал посредством ушей, тут же переваривалось могучим мозгом, подвергалось всестороннему анализу, следом за которым шли выводы. Какие – я не знал, но готов биться об заклад, что они были. Как выглядел со стороны я сам – сказать сложно, но, как и Леонид, я подался вперед, чтобы не пропустить ни одного слова. Да, Доктор имел в нашем лице самую благодарную аудиторию.

Слушать, судя по всему, предстояло еще долго – объяснение только началось. Чтобы не рисковать, я мог запросто залезть Доктору в голову и выудить оттуда весь блок информации, которую он собирался передать нам – ведь после двадцати минут прослушивания таких лекций внимание ослабевает и утомленный мозг усваивает лишь четверть произносимого; а через час и вовсе перестает что-либо усваивать. Но вытаскивать ворох сведений, словоформ и мыслефраз – дело неблагодарное. Все равно что притащить к себе домой кучу спутанных рыболовных сетей – вещь, вроде, нужная, даешь себе слово, что однажды соберешься, сядешь и распутаешь эту кучу. Но в итоге получается, что она лежит ненужным хламом до тех пор, пока не надоест и ты не выкинешь ее точно так же, как некогда принес. Потому что на распутывание, оказывается, вечно не хватает времени, хотя на все остальное оно находится; либо желания, а сила воли в такие моменты колеблется рядом с отметкой «ноль». То же и с чужими мыслями, сколь бы ценными они ни были. Помимо всего прочего у них имелась дополнительная особенность, которую к приятным никак не отнесешь: словоформы и мыслефразы были расплывчаты, порой вообще заменялись цепью образов – метафор, понятных только тому, кто эти образы произвел на свет. Постороннему разобраться в них не было никакой возможности. Это, полагаю, аксиома – мне еще ни разу не попадался человек, который сформулировал бы в своем сознании готовящуюся речь внятными и доступными всем словами. Так ли уж это трудно – не знаю, сам с лекциями никогда не выступал и длинные речи в голове не готовил, но думаю, что действительно трудно. Однако на порядок труднее пытаться разгадать эти мысленные ребусы и шарады. Работа даже не для Шампольона. Поэтому я решил оставить голову Доктора в покое и послушать, что он будет говорить дальше. На слух информация воспринимается не в пример легче, тем более что Доктор своей передышкой и нам дал возможность слегка расслабить полушария, то есть теперь и он, и мы были готовы к продолжению.

– Теперь – о Великих, – сказал Доктор. – Они не боги, что бы о них ни думали и ни говорили в остальных мирах. Но они – величайшая раса из ныне существующих. Не только потому, что им подконтрольны огромные пространства во Вселенной, но и по сумме своих знаний, которые действительно неохватны.

В отличие от земных ученых, Великие, в силу причин, которые мы сейчас затрагивать не будем, никогда не отрицали существование нематериального мира и даже отдавали приоритет его изучению. Все то, что здесь называют парапсихологией, экстрасенсорикой и аномальными явлениями, для Великих – обычные науки, которые изучаются теми же методами, что и математика. Думаю, что на Земле в этом отношении дальше всех ушел, – Доктор ткнул пальцем в моем направлении, что было не вполне вежливо, зато очень наглядно, – уважаемый Амадеус. Но и ему, смею утверждать, очень далеко до тех вершин, где обосновались на данный момент Великие.

Им не дано создавать планеты, зато они могут порождать жизнь в необитаемых мирах, что, собственно, не так уж сложно. Даже земной науке через сотню лет такой фокус будет под силу. Но Великие, помимо этого, могут направлять развитие созданной жизни в сторону возникновения разумных форм, на что я уже намекал, а это гораздо сложнее. Куда проще при такой сумме знаний и возможностей стать богом для тех, кто займет потом на планете господствующее положение, как люди на Земле. Для этого много не надо – умереть и снова возродиться, превратить свинец в золото, а воду – в вино; совершить, в общем, какое-то чудо, чтобы обрести право называться сыном небес. Тем более что Великие, к примеру, для нас таковыми и являются.