Прими сторону тьмы

После поля Акума рылся в старых хохоряшках Юки до самого ужина – интересно же, чем генеральный директор «Глории» страдал в детстве! Пружинка-радуга, мячик на резиночке, многочисленные конструкторы, тетрис, водяные колечки, роботы, мозаики с Астробоем, комиксы, тетради с двойками и куча других детских сокровищ…

– Видишь, я ни одной твоей игрушки не раздарила! – сказала мама Юки с гордостью. – Я, конечно, даю ими поиграть, когда приходят гости и детьми, но когда они начинают клянчить подарить, строго отвечаю – это игрушки моего сына, он будет плакать, если я их отдам. Как они потом ревут! Знали бы они, сколько моему сыну лет…

– Так им и надо, не фиг слюни на мои игрушки пускать! – горячо возразил Юки.

– Папочка, а это что такое? – вдруг одернул его Акума, вертя в руках маленькое пластмассовое яичко с дисплеем и резиновыми кнопочками.

– У тебя что, никогда не было тамагочи?! – обалдел тот.

– Нет. А что это?

– Бедный ребенок! А я еще думал, что это у нас детство было неинтересное!

И пока Юки учил своего сына играть в культовую когда-то игру, он невольно вспомнил вдруг задрожавшее лицо Мартина, его заслезившиеся черные глаза и поджатые от подкатывающих рыданий бледные губы, когда, вернувшись с их первых зимних каникул, он протянул ему две маленькие коробочки с подарками из Японии. Поздравил с прошедшим Рождеством, Новым годом, Днем рождения и добавил:

– А это твоему племяшке, ты ведь так его любишь…

Жизнь в детдоме слегка отучила Мартина и его старшего брата от подарков, поэтому несчастная книжная закладка с японским орнаментом и дешевенькая электронная игрушка для племянника были восприняты им, как кусок свежего сыра, чудом перепавший человеку, который голодал много-много дней. А куда Курт дел тот тамагочи, одним только звездам известно…

Во время незамысловатого деревенского ужина, за которым Акума сделал открытие, что творог с давленой клубникой и сахаром нисколько не уступает его любимым шоколадным творожкам, папа Юки галантно кашлянул и робко, словно нехотя, протянул сыну пачку сигарет.

– Из твоей куртки случайно выпало, когда я искал свои рабочие штаны, – сказал он немного виновато.

– Юки! – вскричала мама с укоризной.

Юки залился краской и выхватил из рук отца этот компромат.

– Случайно?! – вспылил он, тяжело задышав через ноздри, как пойманный с поличным подросток. – Я карманы своих курток всегда наглухо застегиваю, как она могла выпасть оттуда случайно?!

– Я случайно расстегнул… – покаялся папа.

– Отец, как не стыдно! – решила вступиться за Юки мама. – Наш сын вырос, мы должны прекратить проверять его карманы! И он уже достаточно взрослый, чтобы самому решать, убивать себя никотином или нет!

Акума, наблюдая за этой сценой и изо всех сил стараясь играть роль ничего не понимающего сынишки из Америки, активно набивал щеки творогом, чтобы не покатиться со смеху. С ума сойти! Юки тридцать пять, а его родители секут за ним не меньше, чем за несовершеннолетним Акумой!

– Я не курю! У меня горло от дыма болит! – вдруг панически вскричал Юки, красный до кончиков ушей. – Это его! – и ткнул пальцем в хомячью щеку Акумы. – Я отобрал, когда увидел, как он за гаражами курит!

Акума сделал над собой нечеловеческие усилия, чтобы творог не полез обратно в тарелку. «Бабушка» и «дедушка» сокрушенно похватались за головы, горестно глядя на своего маленького, однако уже такого испорченного «внука».

– Бедный мальчик! Родители, видно, совсем тобой не занимаются, раз ты пристрастился к такому вредному занятию.

Акума, мастерски сделав вид, что якобы не понял сказанного, но бесконечно рад тому, что «бабушка» и «дедушка» с ним разговаривают, улыбнулся набитым ртом и яростно закивал. При виде этой комичной хорошенькой рожи Юки, решивший, что лучше уж быть нерадивым родителем, чем непослушным сыном, не мог не вспомнить тот дурацкий случай, когда они с Мартином, все еще друг другу далекие, болтались под уличной доской объявлений и обсуждали, куда прятать единственный сохранившийся ключ от комнаты. К ним подошел какой-то профессор, старый, как сам Гарвард, подслеповатый. А поскольку Мартин стоял к нему спиной, являя взору роскошные длинные волосы, он не стал вдаваться в дальнейшие подробности его половой принадлежности и брякнул надтреснутым старческим голосом:

– Мисс, а Вы случайно не видели профессора Сент-Джонса?

Речь шла о преподавателе философии. Мартин закатил глаза и тяжко вздохнул, всем своим видом олицетворяя мировое терпение, а потом спокойно ответил:

– Кажется, после лекции он направился в преподавательскую.

– Спасибо, дорогая. Мой тебе совет – бросай курить, а то такая красивая девушка, а голос, как у парня!

Юки, смущенный и одновременно позабавленный всей этой нелепой ситуацией, уже приготовился к тому, что его темпераментный сосед по комнате не утерпит, взорвется и начнет орать на весь Гарвард, однако Мартин лишь повысил нотки голоса до относительно девчачьих и смешно пропищал:

– Хорошо, господин профессор.

Юки ловил себя на мысли, что этот человек никогда не перестанет его удивлять.