И тут я с грустью осознала, что открытки всегда вызывали у меня раздражение. Если хочешь что-то сказать человеку – скажи прямо. Не надо прикрываться мишками, зайчиками, котятами, цветами и красивыми словами. Была одна категория открыток, ассортимент которой в свое время переехал ко мне почти полным тиражом. Когда у человека не хватает смелости, желания и красноречия попросить прощения напрямую, когда он не собирается извиняться, уверенный в своей правоте, когда "просить прощения" равноценно унижению, он покупает пушистого "переговорщика" с жалобными глазками. Обычно в лапке «извиняшки» сжат цветочек, который зверушонок робко тянет в сторону «обиженки». И невдомек пушистому засранцу, что день назад ты страстно поцеловала дверной косяк, а потом едва успела запереться в ванной, набирая мамин номер. После короткого разговора, мама перезванивает, но не мне. И за дверью слышится взволнованный голос. «Да, заперлась в ванной… Я переживаю, стучусь, а она не открывает. Опять истерика… Слышать ничего не хочет… Придумала, что я ее тут убивать собираюсь… Я за нее очень переживаю… Хоть с работы увольняйся… Но я ее не брошу… Я люблю ее… Такую, какая есть… Простите, пожалуйста… Да, я постараюсь заехать к вам завтра… Вы, главное, не волнуйтесь и не переживайте… Справимся… »
От этих воспоминаний мне стало так горько, так обидно, так тошно и почему-то мучительно стыдно…
– Что же тебе причиняет такую боль? – спросило проницательное чудовище, обнимая меня. – О чем же таком ты постоянно думаешь, душа моя? Чем же себя так терзаешь?
Ага, сейчас будем жаловаться одному чудовищу на другое. Увы, я не хочу об этом рассказывать. Просто не хочу. Мне приятней думать о том, что все уже позади, и что этот кошмар больше никогда не повториться. Я хочу просто взять и закрыть дверь в прошлое, повернуть ключ в замке, убедиться, что прошлое больше не выберется из своей тюрьмы, а потом выбросить ключ и жить дальше.
Кстати о дверях! Меня прошиб холодный пот. Я пыталась вспомнить, закрывала ли я дверь офиса изнутри перед уходом. В упор не помню.
– Можно я на минутку смотаюсь… Мне нужно кое-что проверить… – взмолилась я, выпутываясь из объятий и вскакивая с дивана.
Через минуту я была в офисе. Закрыла! Фу-у-ух! Слава Богу! А теперь обратно. Да что со мной сегодня такое!
– Все нормально! – радостно заявила я по возвращению, в надежде, что лимит неприятных моментов на сегодня исчерпан. Я хотела что-то сказать, но услышала тихий писк и шорох… Доносился он из кустов. Я дернула Иери за рукав и показала на кусты. Под кустом в траве лежала маленькая красивая птичка… Судя по клюву – совсем птенец. Он раскинул крылья и явно собирался на небо. В самом прямом и грустном смысле этого слова. Птичка смотрела на меня своими маленькими черными бусинками глаз, подернутыми мутной поволокой… Я раздвинула траву, села на корточки и протянула руку. Птичка даже не дернулась, а лишь обреченно закрыла глаза. Я сглотнула, чувствуя, как у меня наворачиваются слезы. Не могу видеть, когда животные умирают. Ни в жизни, ни в фильмах. Есть у меня целый список кинолент, которые я никогда не стану смотреть, как бы мне их не советовали. Сердца не хватит… И тут убеждай себя или не убеждай, что это – просто отличная режиссура, а животные на самом деле живы – здоровы, но попробуй сдержать слезы, когда умирает собака, жалобно поскуливая, или кошка, трогательно глядя в душу зрителю. Кусая губы, чтобы не разреветься, я осторожно взяла на руки комочек перьев.
– Иери, давай отнесем ее внутрь… Может, ей еще можно помочь? – жалобно прошептала я, понимая, что таким голосом мне нужно предлагать прохожим дворняжек в переходе. Я обвела взглядом парк и закусила губу. Ну нельзя же просто положить бедную птичку в травку, отойти в сторонку, как ни в чем не бывало и оставить умирать, даже не попытавшись ей помочь?
Я и сама прекрасно видела, что помочь уже нельзя. От этого чувства в груди что-то защемило.
– Ну, может, ей хоть водички дать… Или крошечку хлебушка… – простонала я, глядя, как красивый, яркий комочек перьев собирается прямым рейсом отправиться в лучший мир, прямо на моих руках. Я снова сглотнула. – Он же совсем птенчик… Маленький…
Иери молчал. Нет, я не требую, чтобы он рыдал вместе со мной и прижимал к себе несчастную птичку, как родную, но все же…
Я попробовала погладить птичку пальцем по голове, понимая, что это ее не спасет. Мои губы дрожали. Маленький комочек перьев лежал у меня на руках, вызывая у меня конвульсивно-глотательное движение, которое предшествует рыданию.