– Когда я ездил в Москву полтора месяца назад, то встретил его и он остаивл мне свой московский телефон. Сказал, что если будут сложности: звони. Теперь, кажется, некоторые сложности возникли, – со слабой претензией на юмор добавил он. – Ты помнишь Котлярова, Алик?
…Еще бы Алик не помнил Котлярова. Человека, чьи слова:
«Помни: пятьдесят метров!» – еще долго мучили его в кошмарах.
– Так ты знаешь, где найти Котлярова? – спросил Мыскин, пытаясь продраться сквозь чудовищное похмелье.
Сережа напряженно взглянул в зеркало заднего вида и ответил:
– Не то чтобы знаю, но примерно представляю… По крайней мере, я совершенно точно знаю одно: без посторонней помощи нам из города не выбраться.
– П-почему?
– Потому что люди, уничтожившие Вишневского и Адамова, раздавят нас, как мелких букашек. Мне даже представить страшно, кто стоит за всем этим кошмаром.
– А тут и представлять нечего, вот, – хрипло сказала Елена. – Это надо спросить у моего муженька. Он, кажется, уцелел во всей этой мясорубке, как ни странно. Хотя я и без этого вопроса думаю, что все нити ведут непосредственно в Кремль.
– А как вышло, что именно тебя заставили устранить меня… всучили этот шприц с отравой? – еле заметно дрогнувшим голосом спросил Сережа. – А?
– Я и сама не знаю. После нашего последнего разговора… там, в студии… Алексей перестал разговаривать со мной. Он даже не смотрел в мою сторону, и я уже понимала, что просто так дело не обойдется. Поэтому когда меня вытащили прямо из квартиры какие-то незнакомые люди, я подумала, что это его рук дело. Но оказалось… оказалось, что это не так, потому что он сам оказался жертвой.
– Понятно. Но ведь ты только что говорила – не думаешь, что он Фирсов погиб?
– То есть его убили, – поправила Инна совершенно спокойно, хотя губы, которыми она вытолкнула эти равнодушные слова, побелели от напряжения.
– Это не меняет дела, – сказал Воронцов, резко сворачивая в какой-то дворик. – Ладно… хватит нарезать по дорогам, тем более что нас, по всей видимости, уже вырисовали в общегородской розыск. Нужно позвонить.
– Котлярову?
– Ну… не ему самому, так, по крайней мере, передадут. Так он мне сказал.
– Слушаю.
– Могу я услышать Котлярова?
– Кондора, что ли?
– Мне нужен Котляров, – чуть повысил голос Воронцов.
– Где я могу встретиться с ним?
– А кто говорит? – резко разнеслось в трубке. – Назовите ваше имя и номер телефона. Вам позвонят.
– У меня нет московского номера, а что касается имени, то его, можно сказать, тоже нет. Передайте Котлярову: ему напоминают про пятьдесят метров у села Айсын-Юрт. Срочно.
– Пятьдесят метров у села Айсын-Юрт? – В голосе говорившего послышалось недоумение. – Ты что мне тут порожняк прокидываешь, пацан?
Лицо Сережи помрачнело:
– Я тебе не пацан. И не надо говорить со мной таким тоном. Вы можете связаться с Котляровым и передать ему то, что я просил?
– Да могу. Только что-то… ну ладно, перезвони через пять минут. Если будет что тебе сказать, забьем стрелку, а нет – не обессудь.
И в трубке раздались короткие гудки.
Сережа Воронцов тревожно посмотрел на скорчившихся на лавочке в нескольких метрах от него Мыскина и Инну Фирсову и тихо сказал:
– Не понял. Мне все это напоминает бандитский винегрет. Стрелки, все такое. И они его называют Кондором. Что, Котляров стал отзываться на братовское погоняло? Ну что… проверим через несколько минут.
– А почему ты не назвал себя?
– А потому, что ты болван, Алик, – быстро вставила Лена. – Откуда ты знаешь, что на этот период времени телефоны Котлярова не прослушиваются спецслужбами… теми самыми, которые, по всей видимости, расправились с Вишневским и его главным телохранителем Адамовым?
Сережа как-то странно на нее посмотрел.
… – В общем, так, брат, – в голосе говорившего при повторном звонке звучало уже нечто смахивающее на уважение.
– Через час у памятника Пушкину в…
– Я понял, – поспешно перебил его Воронцов. – Котляров уже встречался со мной в этом месте. Тогда, когда он дал мне свой телефон, – добавил он после того, как положил трубку.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ. ПОЛКОВНИК КОТЛЯРОВ КАК ЗЕРКАЛО РУССКОЙ КОНТРАКТНОЙ АРМИИ
Человек в невзрачном сером плаще подошел к лавочке возле памятника великому русскому поэту и, тяжело закашлявшись, сел. Пригладил седеющие волосы под шляпой и, раскрыв газету, углубился в чтение. Судя по тому, с каким вниманием он читал ультраоппозиционную газетку «Завтра» с внушительным портретом Сталина и даже кивал каким-то особо понравившимся ему мыслям, изложенным на первой полосе, он был отъявленным коммунистом. Впрочем, подобное политическое кредо вполне соответствовало его возрасту: судя по всему, этому пожилому мужчине было около пятидесяти пяти-шестидесяти лет.