Принц и пилигрим

— Я не женат.

Ответ Мордреда прозвучал как-то уж слишком быстро и слишком подчеркнуто. В лице Гвиневеры отразилось удивление, и он выбросил вперед руку, добавляя:

— Но вы не ослышались, госпожа. У меня и впрямь двое сыновей. — Улыбка, пожатие плеч. — Да в конце концов, кто я такой, чтобы настаивать на законном браке? У мальчиков разные матери. Мелеган, тот, что при дворе Гвартегидда, — младший. Второй все еще на островах.

— А их матери?

— Мать Мелегана умерла, — невозмутимо солгал Мордред. Поскольку королева, по всей очевидности, ничего не знала о любовном гнездышке в Камелоте, исповедоваться прямо сейчас регент не собирался. — Вторую вполне устраивают те узы, что связывают ее и меня. Она родилась на Оркнеях: там, на островах, иные обычаи.

— Тогда, замужем она или нет, — проговорила королева, по-прежнему с наигранной беспечностью, — все же она женщина, и она, так же как и я, не может не терзаться мыслями про недобрый день рока, когда гонец принесет ей худшие вести, нежели ты сообщил мне.

Мордред улыбнулся. Если он и подумал, что у его подруги и без того хлопот полон рот, чтобы еще сидеть сложа руки да грезить о его смерти и похоронах, вслух он этого не сказал. И впрямь женский вздор! Он протянул руку за письмом, королева вручила ему свиток, и Мордред снова подметил, как дрожат ее пальцы. И в мыслях его произошла разительная перемена. Прежде она была для него королевой, прелестной супругой его короля, и еще — ускользающим видением его грез, воплощение веселости, богатства, могущества и счастья. Потрясенный до глубины души, теперь внезапно он увидел в ней одинокую женщину, живущую в непрестанном страхе. «Делать-то нам нечего, лишь ждать, глядеть в окно да надеяться», — вот что сказала она.

Об этом принц как-то никогда не задумывался. Силой воображения он не отличался, и в отношениях своих с женщинами — исключая Моргаузу — в общем и целом придерживался обычая поселян, в котором и был воспитан. Обижать женщину намеренно он бы не стал, но ему бы и в голову не пришло свернуть с пути для того, чтобы женщине помочь или услужить. Напротив, удел женщин — помогать и услужать ему.

Непривычным усилием призвав на помощь воображение, Мордред пораскинул умом, пытаясь применить на себя образ мыслей женщины, ощутить страх перед судьбой, терзающий королеву. Когда для Артура и впрямь пробьет смертный час, чего она вправе ожидать от будущего? Год назад ответ был бы прост: Бедуир увезет вдову в Бенойк или в свои земли в Нортумбрии. Но теперь Бедуир женат, и жена его ждет ребенка. Более того, глядя правде в глаза, Бедуир вряд ли выйдет живым из битвы, в которой падет Артур. Уже сейчас, пока Мордред беседует с королевой в этом благоуханном саду, возможно, уже завязалась битва, которой суждено воплотить в действительность ее предчувствие рокового дня. Мордред вспомнил письмо королевы к Артуру: в нем отчетливо звучал страх. Страх не только за Артура, но и за себя саму. «С вами или с вашим сыном», — писала она. А теперь он вдруг понял почему — мгновенным озарением, болезненным, точно рана. Герцог Константин. Герцог Константин, официально все еще наследник трона, уже поглядывает в сторону Камелота, а ведь он существенно подкрепит свои права, если сперва завладеет королевой-регентшей…

Мордред ощутил на себе ее напряженный, вопрошающий взгляд. И ответил на него со всей решительностью:

— Госпожа, что до ваших предчувствий и страхов, позвольте мне сказать одно. Я уверен, что доблесть верховного короля и ваши молитвы охранят его на протяжении еще многих и многих лет, но если что и случится, за себя не страшитесь. Я знаю, что Константин Корнуэльский может попытаться оспорить последние распоряжения короля…

— Мордред…

— С вашего разрешения, госпожа. Поговорим напрямую. Константин строит честолюбивые виды на Верховное королевство, и вы его боитесь. Позвольте мне сказать вот что. Вы знаете волю моего отца и вы знаете, что воля его будет исполнена. Когда я унаследую титул верховного короля, бояться вам будет нечего. Пока я жив, вы пребудете в безопасности, в почете и в холе.

Щеки ее вспыхнули алым. Гвиневера поблагодарила юношу взглядом, но вслух сказала только, по-прежнему пытаясь улыбнуться:

— Значит, роль смещенной королевы — не для меня?

— Никогда, — заверил Мордред и распрощался.

В тени садовых ворот принц остановился. Беседка осталась далеко за пределами видимости. Кровь его неистово пульсировала в жилах, лицо пылало. Принц постоял там немного, не трогаясь с места; жар понемногу спадал, бешеное сердцебиение выравнивалось. Он хладнокровно вытеснил в подсознание озаренную светом картину: розы, серо-голубые глаза, улыбка, прикосновение трепещущей ручки. Это безумие. Более того, бессмысленное безумие. Артур, Бедуир… кем бы ни был Мордред, кем бы ни стал, до тех пор, пока не погибнут Артур и Бедуир, оба, в глазах этой прелестной леди он останется лишь жалким, неуклюжим третьим.