Принц Хаоса

Я снова поднял чашку с кофе. Я чуть было не сказал: «Нет, конечно, нет. Я впервые об этом слышу». Затем я припомнил, как отец рассказывал мне о том, что он втянул тетю Флори в изложение жизненно важной информации для подлечивания отцовской амнезии. Меня впечатлила не столько ловкость, с которой он это проделал, сколько факт, что его недоверие к родне было за пределами сознания, в виде чистого рефлекса. Не пройдя через все семейные свары, где бывал Кэвин, я ощущал нехватку чувств такого высокого накала. И Мандор, и я всегда хорошо уживались, невзирая на то, что он был старше на несколько столетий и в некоторых вопросах мы имели весьма отличающиеся вкусы. Но вдруг, на столь высоких ставках, тот негромкий голос, о котором Кэвин поминал, как о худшей, но более мудрой половине, подсказал: «Почему бы нет? Можешь попрактиковаться, малыш», — и, поставив чашку, я решил попытаться, просто попробовать, как это на ощупь.

— Не знаю, имеем ли мы в виду одно и то же, — сказал я. — Но почему бы тебе не рассказать мне о середине игры… или, наверное, даже о начале… о том, что привело тебя сейчас к поспешному выводу.

— Образ и Логрус оба обладают разумом, — сказал он. — Мы с тобой видели доказательства тому. Проявляется ли это как Змей и Единорог или иным образом, — особой разницы нет. В любом случае мы говорим о парочке более-сильных-чем-человеческий разумах с обширной мощью в распоряжении. Кто придет к финишу первым — бесполезный теологический вопрос. Нам нужно лишь побеспокоиться о нынешней ситуации, поскольку она касается нас.

Я кивнул.

— Милая оценка, — согласился я.

— Силы, которые они представляют, противоборствуют, но годами были отточено равны друг другу, — продолжал Мандор, — и таким образом было установлено некое равновесие. Они постоянно алчут небольших побед, пытаясь добавить к собственному домену нечто за счет противника. Похоже, игра шла с ничейным счетом. И Оберон, и Суэйвилл были долгое время их агентами, а Дваркин и Сугуи — посредниками, связанными непосредственно с силами.

— Ну и? — сказал я, когда он глотнул сока.

— Я уверен, что Дваркин вошел в слишком тесный контакт с Образом, — продолжил он, — и стал объектом подтасовки. Однако он достаточно искушен, чтобы осознавать это и сопротивляться. Кончилось все его безумием, с обоюдным ущербом как для Дваркина, так и для самого Образа: слишком тесная связь была у них. Это, в свою очередь, послужило причиной тому, что Образ бросил Дваркина одного, не желая дальнейшего риска. Но ущерб был нанесен, и Логрус отыграл небольшой плацдарм. Это позволило ему орудовать во владениях порядка, как раз когда принц Брэнд начал эксперименты с намерением усилить свои способности. Я уверен, он подставился, попал под контроль и стал невольным агентом Логруса.

— В основном это предположения, — сказал я.

— Заметь, — сказал Мандор, — что его намерения, по-видимому, стали намерениями безумца. Они имели куда больше смысла, когда казались неким желанием уничтожить порядок, ввергнуть вселенную в изначальный хаос.

— Продолжай, — сказал я.

— В какой-то точке Образ открыл… или, вернее, окончательно овладел… способностью творить «призраков» — недолго живущих подобий любого, кто имел дело с Образом. Очаровательная идея. Я был очень заинтересован в ее исследовании. Она обнажает суть основного механизма, поддерживая мой тезис о прямом участии Образа и, вероятно, Логруса, в управлении реальными событиями. Как думаешь, могли они фигурировать в выдвижении твоего папы против Брэнда, как самого сильного Образцового Бойца? Мне интересно.

— Я что-то не вникаю, — сказал я. — Выдвижении, говоришь?

— У меня такое чувство, что на него действительно пал выбор Образа как на следующего Короля Янтаря — этакое повышение в чине, что, вроде как, соответствовало желаниям Кэвина. Я интересовался его внезапным выздоровлением в той клинике на Тени Земля и обстоятельствами, сопутствующими несчастному случаю, забросившему его туда: при различных временных потоках кажется возможным, что Брэнд мог бы находиться в двух местах одновременно — как заключенным, так и заглядывающим в прицел ружья. Хотя, конечно, Брэнд уже больше не пригоден для прояснения дела.

— Опять предположения, — сказал я, приканчивая омлет. — Но небезынтересные. Продолжай, будь любезен.

— Тем не менее у твоего отца имелись зрелые размышления по поводу трона. Как-никак, он был лучшим бойцом Янтаря. Янтарь выиграл войну. Образ был отремонтирован. Равновесие было восстановлено. Рэндом стал второй примеркой на монарха — хороший хранитель status quo — и выбор был сделан Единорогом, а не жителями Янтаря согласно любому из вариантов Правил Наследования.

— Я никогда не рассматривал это так, — сказал я.