Принц Хаоса

— Конечно, — сказал я. — Но, значит, ты наслаждалась той жизнью, несмотря на то, что эта работа была наложена на тебя заклятием Дары, И ты, вероятно, единственная тай’ига с ученой степенью Беркли.

— Да, я наслаждалась… запутавшись сверх меры, кто из вас кто. Это были самые счастливые дни в моей жизни, — с тобой и Льюком, там, в школе. Годами я пыталась узнать имена ваших матерей, чтобы знать, кого же мне защищать. Однако вы оба так лихо увиливали.

— Полагаю, это сидит в генах, — заметил я, — Я наслаждался в твоей компании, когда ты была Винтой Бейль… ценя и твою защиту.

— Я страдала, — сказала Найда, — когда Льюк начал ежегодные посягательства на твою жизнь. Если б он был сыном Дары, которого я была обязана защищать, то это не должно было иметь значения. Но имело. Я слишком любила вас обоих. Все, что я могла сказать, это то, что вы оба — крови Янтаря. Я не хотела, чтобы был причинен вред ни одному из вас. Хуже всего стало, когда ты исчез, а я была уверена, что Льюк заманил тебя в горы Нью-Мексико, чтобы убить. К тому времени я очень сильно подозревала, что ты — тот, нужный, но уверенности не было. Я была влюблена в Льюка, я влезла в тело Дэна Мартинеса, и я таскала пистолет. Я следовала за вами повсюду, где могла, зная, что если Льюк попытается навредить тебе, узы, под которыми я находилась, заставят пристрелить человека, которого я люблю.

— Тем не менее, ты выстрелила первой. Мы просто стояли, разговаривали на обочине дороги. Он стрелял, защищаясь.

— Я знаю. Но все, казалось, кричало, что ты — в опасности. Он заполучил тебя для проведения акции в идеальное время, в идеальном месте…

— Нет, — сказал я. — Твой выстрел прошел мимо, а ты подставилась.

— Не понимаю, о чем ты.

— Ты решила проблему выстрела в Льюка, создав ситуацию, когда он застрелил тебя.

— Под узами я не смогла бы сделать этого.

— Может быть, неосознанно, — сказал я. — И нечто более сильное, чем узы

, вырвалось на волю.

— Ты, правда, веришь в это?

— Да, и тебе лучше понять это сейчас. Ты освобождена от уз. Мне сказала мама. Ты говорила мне… по-моему.

Найда кивнула.

— Я не знаю точно, когда и как, но они распались, — сказала она. — Но хотя они исчезли… я все еще пытаюсь защищать тебя, если что-то угрожает. Хорошо, что вы с Люком действительно друзья, и…

— Так зачем же секреты? — прервал я. — Почему просто не сказать ему, что Гейл — это ты? Удиви его, черт побери… то-то будет весело.

— Ты не понимаешь, — сказала она, — Он порвал со мной, не помнишь? Теперь у меня есть еще один шанс. Как было — все заново. Я… ему очень нравлюсь. И я боюсь сказать: «Я — та девушка, с которой ты когда-то порвал». Это может заставить его задуматься: почему, и, чего доброго, он может решить, что был прав в тот раз.

— Это глупо, — сказал я. — Я не знаю причин вашего разрыва. Он никогда не говорил мне об этом. Просто сказал, что повод — есть. Но я уверен, он был липовый. Я знаю, что ты ему нравилась. Я уверен, он порвал с тобой лишь потому, что был сыном Янтаря, собравшимся домой по одному очень гнусному делу, и на общей картинке мира не было места для той, кого он принимал за обычную девочку из тени. Ты слишком хорошо сыграла свою роль.

— И с Джулией ты порвал поэтому? — спросила она.

— Нет, — сказал я.

— Прости.

Я заметил, что с тех пор, как мы начали разговор, черная тропа расширилась примерно до фута. Спрос на решение математических проблем появился именно сейчас.

10

И так мы ехали — шесть шагов по городской улице, среди громкого рева клаксонов, мерный наш путь ограничивался грязными тормозными полосами; четверть мили по пляжу черного песка у тихого зеленого моря, у шевелящихся пальм слева от нас; через тусклое снежное поле; под мостом из камня, наш путь был мертвым чернеющим ложем потока; затем — в прерию; обратно на лесную дорогу… и Тигр не вздохнул, не вздрогнул, даже когда на городской улице Далт пробил сапогом ветровое стекло полицейского «плимута» и сбил антенну.

Путь расширился, наверное, вдвое с того момента, как я впервые встал на него. Окоченевшие деревья на нем стали привычными — словно фотонегативы их ярких родственников, растущих всего в нескольких футах от тропы. Листья и ветви шевелились, но мы не чувствовали никакого ветра. Звуки — наши голоса, стук копыт наших коней — стали глуше. Мы двигались в колышущейся сумеречной атмосфере, несмотря на то, что в нескольких шагах от тропы — мы много раз совершали краткие экскурсии — стоял ясный полдень. Птицы смертоносного вида громоздились на чернеющих деревьях, готовые кинуться при первом удобном случае — и те скрежещущие, хриплые звуки, что иногда доносились до нас, вполне могли выкаркиваться ими.

Один раз по правую руку разбушевался огонь; в другой — мы прошли рядом с подножием ледника. Наш путь продолжал расширяться — ничуть не похожий на огромную Черную Дорогу в дни войны, которую описывал мне Кэвин, но уже достаточно большой, чтобы всем нам проехаться в шеренгу.

— Льюк, — сказал я.

— Ну? — донеслось слева. Теперь Найда ехала справа от меня, а Далт справа от нее. — Что случилось?

— Я не хочу быть королем.