Принц с опасной родословной

Немец попытался что-то возразить, Светка же, насмотревшаяся, в частности, моих передач, провела ему краткий ликбез насчет принципов работы нашей милиции и состояния тюрем, очень сильно отличающихся от тюрем цивилизованной Европы.

– Юль, кстати, а куда бы его у нас поместили? – поинтересовалась рыжая. – Ты скажи, чтоб я на будущее знала, чем пугать.

– На время следствия – в «Кресты», в общую камеру.

– В общую? – хором переспросили Светка и Татьяна. – Но он же иностранец!

Я пояснила, что иностранцы содержатся отдельно, если есть такая возможность. Возможности у нас в городе нет. Следственные изоляторы переполнены. Если кому-то нужно сделать одиночку, сделают, но для отдельного содержания иностранцев стараться не будут. В свое время знакомый сотрудник «Крестов» в ответ на мой вопрос подленько ухмыльнулся и сказал: «Содержание иностранца в общей камере очень способствует воспитательному процессу».

– А интерзона у нас есть?

– Раньше была, теперь нет. В обычную колонию отправят. У нас в стране. Не в Германию.

Я попросила Светку продолжать рассказ. Рыжая соображала быстро, она ведь не в тихой Германии выросла, а в России, причем жила тут и в советские времена в семье освобожденного партийного работника, который всегда говорил одно, думал другое, делал третье, потом в переходные, когда папа прибирал к рукам золото партии и решал, как жить дальше, и продолжает жить в нынешние, когда папа показательно борется с коррупцией и служит народу в качестве депутата городского Законодательного собрания. Но, конечно, не забывает о себе, любимом. Служение-то народу в основном проходит в свою пользу.

Поэтому Светка, схватив первую попавшуюся тряпку, коей оказалась кофточка Тамары, принялась судорожно стирать отпечатки пальцев – с мест, к которым они успели прикоснуться с бароном. Отто Дитрих, уже попутешествовав по России, понял: рыжая права, и последовал ее примеру. Потом они дружно покинули квартиру. За ручку двери брались через носовой платок. Немец рванул в гостиницу, чтобы вечером улететь в свою Германию и забыть дорогу в Россию, а Светка помчалась к папе на Исаакиевскую, где он усиленно служил народу.

Она рассказала папе, в какую историю влипла. Ковальчук-старший погрузился в размышления, потом пригласил к себе своего приятеля, вернее, сообщника, с которым провернул немало дел. Это был известный мне Ефимов, активно боровшийся за права заключенных. Папа-коммунист поведал Ефимову о случившемся.

– Светочка, зайчик, что ты хочешь? – спросил у рыжей Ефимов.

– Чтоб меня ни к чему не привлекли, – сказала Светочка.

– Это и так ясно. Тебя никто ни к чему не привлечет. Тут ты можешь не беспокоиться. – Папа кивнул. – Ты хочешь замуж за Вячеслава Николаевича?

Светка задумалась и ответила: нет, не хочет.

– Правильно, – кивнул папа. – Мужиков – много, ты у меня такая одна.

Ефимов с ним полностью согласился, отвалил парочку затейливых комплиментов Светочке, потом вкрадчиво спросил, не желает ли Светочка утереть нос Вячеславу Николаевичу. Светочка подумала и кивнула. Она сама поняла: Ящер ей не нужен, в ней просто говорило ущемленное самолюбие. Опять же месть брошенной женщины, даже мужчиной, который ей больше не нужен…

– Как ты считаешь, Света, Вячеславу Николаевичу будет полезно немного посидеть в «Крестах»? – спросил Ефимов, не понаслышке знавший про условия тамошнего содержания. Это когда Ящер по малолетке влетел из семьи спившегося пролетариата, он особой разницы не заметил. А из его нынешних барских хором тяжело будет… Да и из бизнеса нельзя выключаться ни на сколько. Его тут же приберут к рукам. Стервятников у нас в городе предостаточно.

Как поняла Светка, ее отец и Ефимов именно это и собирались делать. Возможно, заключить какую-то сделку с Ящером, с кем-то поделиться… Она не знала деталей, да они ее и не интересовали. Она желала мести. В бизнес родителя она никогда не лезла. На прощание Ефимов сказал ей, что с бароном следовало бы не порывать контактов. Папа добавил, что будет рад с ним породниться. Светка тоже решила: стать баронессой – не самая худшая перспектив, а и уже несколько раз звонила барону в Германию, напоминая о себе.

– Юль, он с тобой познакомиться хотел, – сообщила Светка.

– Это еще зачем?

– Ему консультации нужны. Он же еще и писатель. Юль, ты не думай, он тебе заплатит. Он же педантичный немец. Можно я его к тебе приведу, когда приедет?

– Веди, – разрешила я.

А рыжая вернулась к рассказу о дне гибели Тамары. Светочку отправили домой, вернее, не домой, а велели податься в какой-нибудь косметический салон, магазин модной одежды или в какое-то другое подобное место, где в случае необходимости смогут подтвердить ее алиби. Светочка несколько часов доставляла удовольствие родным лицу и телу. Вечером папа пришел домой довольный и радостный и объявил, потирая руки: дело сделано.

Светочку только удивляло, что об аресте Вячеслава Николаевича не трубят все средства массовой информации, но папа и это объяснил – менты пока замалчивают, но ничего, скоро журналюги докопаются, и мы им в этом поможем.