Читаем Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами полностью

Долины мирные, пора покинуть вас,Здесь Эпидавра бог, Церера и ПомонаОбильной жатвою мне радовали глаз.Здесь Линь204 из года в год поет неугомонноНа ложе лавровом и славу, и любовь.Увы, не стану я идти вслед за Титиной205,По тропам, средь цветов блуждая вновь и вновь,Обласканным не быть мне милою Кристиной206.Советом, дружбою меня не ободрятКлари, отец и сын207; на радость неизменноВсем жителям они здесь с кротостью царят.Прощаюсь я с тобой, предел благословенный,Где в неге, посреди бесхитростных забавВ однообразии нам все как будто внове,Где чудом я обрел желанное здоровье,К истоку радостей живительных припав.
Одно мгновение – и милый сон умчится.В то время, как пишу, мой приговор вершится.Порой с трудом взойдя на гребни ближних гор,В восторге я смотрел, как дивная природаБескрайний, красочный являла мне простор.И, на гранитный трон воссев близ небосвода,Я тучные стада и подданных считал,Потоки направлял в безводные долины,Изгибы ручейков и пашни рисовал,Повелевал разбить цветущие куртины,Да служат яркими границами садов,И, оплетя стволы, как стройные колонны,Простым венком чело украсив пастухов,Сияют их цветы в беседке затененной.И ум, и сердце я всегда звал на совет,Я правил как отец и, жизнью умудренный,Знал, что достаток, вкус, без коих счастья нет,
Всегда украсят мой приют уединенный.Порой минувшего найти желая след,Я с трепетом вступал в священные дубравы,Где словно времени остановился ходИ в сумерках донжон, свидетель ратной славы,Нам достопамятный урок преподает.Я в ужасе бродил под сводами меж терний,Где видятся вожди, поверженные в прах;Я слышал стоны их, я вопрошал их тениИ словно с ними жил в промчавшихся веках.Развалины сих стен со мною говорили,От эха гулкого я, вздрогнув, замиралИ, воздохнув о тех героях, что почилиВо мраке гробовом, скорее прочь бежал.Порой хотелось мне вернуться в наши годы.Как не восславить нам героев наших лет!
Я легендарные воспоминал походыТого, кто множество здесь одержал побед208.В полях Богемии его влекомый славой,Я шел за Фридрихом, что путь мой направлял.Он, на поверженных взирая величаво,Увенчан лаврами, победы воспевал.Порой во власти дум и вдохновенной лениВ мой тихий уголок укрывшись ото всех,Свободный от страстей, иллюзий, заблуждений,Не внемля голосу соблазнов и утех,Богине мудрости я посвящал занятья,В воспоминаниях отраду находил,Старался разумом прошедшее объять яИ мысль свою в слова облечь по мере сил.Но чаще, признаюсь, я с лирой на поляне,Увенчан лозами, утехи воспевал,Всей нашей жизни цель, единое желанье,
И гармоничный звук округу чаровал.Порхали стаи птиц и волновались воды,Расцветшие цветы овеивал зефир,И, славя радость, я был братом всей природы,Для наслаждения тогда жил целый мир.Промчалось все, уж нет Цереры и Помоны;Светило дня от нас уходит на ночлег,Из сумрачной дали подули аквилоныИ скоро гребни гор покроет белый снег.Земля обнажена. Природа, коченея,Теряет прежний вид в печальном полусне.Свои целебные источники Гигея209Скрывает медленно в скалистой глубине.Пора прощаться мне с утехами, венками,Час увядания, бесславья настает.Быть может, буду я, увы, забыт друзьями.Что ж мне останется? Унынья тяжкий гнет.
Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное