Принц Шеннийский

– Ну, покажи, – киваю я. Она, создавая ритм щелкающим языком, начинает исполнять представление. Сперва, я подумал, что девочка танцует неуклюже, но вскоре понял, что ошибся. Она возбуждает, стреляет игривым взглядом и движется, словно трахается с самим воздухом вокруг. Разошлась так, что начала выгибаться в невероятные позы. Восторг сам вырывался из моего рта. Я лицезрел сотни танцовщиц и повидал множество представлений. Но эта девочка просто богиня танца. Я завелся с пол-оборота. И лишь зрелище заставляло меня ждать... ждать окончания этой завораживающей игры сексуального тела...

– Ты хорошо танцуешь.

– Спасибо, хозяин.

– Я тебе нравлюсь? – вдруг выпалил я.

– Твое лицо обезображено, хозяин, оно отталкивает, – проговорила Филиса. Я мгновенно пришел в ярость. Над кроватью висела плеть. Я схватил ее.

Обнаженная Филиса спустилась с кровати и упала на четвереньки.

– Если хозяин желает наказать рабыню, она покорно примет наказание, – прошептала Филиса без единой нотки трепета.

Раздосадованный, я хлестнул ее по спине. Она вскрикнула и расстелилась на ковре, извиваясь как змея. Я хлестнул еще, снова крик.

– Пощади невежественную рабыню, хозяин, – прокричала она. С меня будто пелена наваждения слетела. Что я делаю?!

Я бросил плеть на пол. Рабыня продолжает лежать.

– Ты слабый, – прыснула она и рассмеялась.

Да, я бил не очень сильно. Не могу бить женщин... Но сейчас с очередной волной ярости я напал на нее снова. Семь, а может десять ударов я нанес. Она визжала и просила пощады, но я не мог остановиться. Пока не понял, что Филиса перестала реагировать.

Я испугался за нее. Перевернул, глаза закрыты, поднял на руки, уложил на кровать. Она открыла глаза и вдруг улыбнулась. Так улыбалась Глория, когда я выносил ее из пыточной комнаты герцога Дезранта.

– Рабыне нельзя врать, хозяин, – прошептала она. – Можно я скажу?

– Говори, – выдавил раздосадовано.

– Испытывая жалость к рабыням, хозяин показывает слабость.

– Ты считаешь себя умнее меня? – рыкнул я.

– Что ты, хозяин, я всего лишь рабыня. Хотела сказать, что твое сердце противоположно твоему образу. Уверена, ты был красивым, я могла бы влюбиться в прежнего тебя.

– Что еще скажешь, умник, подстриженный под мальчика? – съехидствовал я, откидываясь на кровать.

– Когда кричат, нет жалости. Если делают больно, не показывай этого.

– Кем ты была до рабства?

– Рабыня не может лгать. Хозяин уверен, что хочет знать это?

– Говори уже, – фыркнул я.

– Я была убийцей, – прошептала Филиса. Я вздрогнул. – Из Касты убийц. И Бруно был моим заказом. Но я не смогла это сделать, потому что он не кричал, когда ему было больно...

– И ты проявила жалость?

– Да.

– А он знает о твоей бывшей профессии?

– Конечно, и еще он знает, что любит меня.

– И поэтому побрил тебя на лысо? – усмехнулся я.

– Мы делаем больно, мы унижаем, мы испытываем терпение тех, кого любим. Ибо хотим быть для них особенными, хотим страдать, жалеть о содеянном, хотим боли...

***

Глава города вместе с герцогом Мериана прорвались на аудиенцию к полудню следующего дня. Невежливо было игнорировать их так долго, и я решил принять. Что мне только не предлагали. Самых отборных рабынь в дар, кучу зрелищ, гладиаторские бои в мою честь, какие–то соревнования на воде, чуть ли не массовый забег по пустыне. Но я отправил их прочь с любезной улыбкой. Завтра утром я собираюсь отправиться в Дорсен... Вечер. Пыльный знойный центральный рынок Билазоры. Я решил прогуляться, подышать «свежим» воздухом, развеять тоскливые мысли и поглазеть на рабынь. Побывать на Биларозе и не купить девушек, это как побывать в таверне и не выпить. Может, подберу себе красавицу, оставлю у купца на попечении.

Мы с Глорией, с тремя рыцарями и одним сопровождающим от Бруно гуляем между рядами. Переоделись в местные неприметные одежды, чтобы не приставали. Да мало ли не пырнули ножиком, или еще чего.

Глория довольная и свежая. Я слышал, что великан Гарик утром выполз из ее покоев на животе. А девушки так и остались в ее спальне. Что там творила с ними вальки, знать не хочу. Мне и Бруно хватило, я в нем разочаровался. Императрица, похоже, не знает в кого влюбилась, думаю, купец не прочь бы и ее в позу девственницы поставить да пожоще...

Всюду лавки, помосты с рабынями. Чувство замешательства сумел я подавить не сразу. Слишком давно я тут не был, и на женские голые тела реагирую с волнением. Даже после дома Бруно, улица это другое.

Люди ходят в основном в светлых одеждах, напоминающих бесформенные мешки, на голове тряпки, да капюшоны. Очень часто мелькают рабыни в ошейниках. Это признак того, что они имеют хозяина. В основном рабыни на привязи, но есть и те, что с корзинками или кувшинами в руках, бегут по скорым делам, спешат по поручениям. Рабская жизнь кипит и пахнет. Запахи тут всякие, с непривычки подташнивает. Одно дело просто запах пота и вонь фекалий, другое – когда примешиваются к этому ароматы цветом и пряностей.