– Но ты можешь и ошибаться, – сказал он, и в его голосе не было ни следа легкомыслия – только спокойная уверенность. – Я пойду, Бенволио. И если она действительно отдала себя Богу и удалилась в монастырь – что ж, тогда я откажусь от своей любви, раз уж так угодно Ему. Но я пойду, чтобы собственными глазами убедиться, что она уехала.
– Ты рискуешь жизнью из-за пустяка.
– Нет, – покачал он головой. – Я рискую ради ангела, сошедшего с небес. И ты поступил бы так же на моем месте, если, конечно, ты сделан не изо льда.
Он даже представить себе не мог, в каком адском пламени я на самом деле горю. И он не имел права подвергать себя такому риску. Не имел права любить ее так неосмотрительно. Не имел права заставлять рисковать и меня, потому что не мог же я позволить ему отправиться туда в одиночку – в это змеиное логово.
Что-то похожее на бешенство звучало в моем голосе, когда я сказал:
– Что ж, тогда давай пойдем на этот бал. Все красавицы Вероны соберутся там – ты сравнишь их с предметом своей страсти и поймешь, что вместо павлина любуешься вороной.
Но я и сам не верил в свои слова: во всей Вероне не было женщины прекраснее Розалины, не было женщины, которая могла сравниться с ней очарованием и привлекательностью. Я просто надеялся, что влюбчивый Ромео на этом празднике Капулетти найдет себе новый объект обожания.
Меркуцио, который все это время стоял, глядя на нас с нехорошим блеском в глазах, допил вино и швырнул кубок прямо на мостовую, где тот, разумеется, разбился, а когда хозяин таверны заголосил – даже бровью в его сторону не повел.
– Вы что это здесь замышляете? – спросил он и схватил нас обоих за шеи, скорее для того, чтобы не упасть, нежели желая обнять нас. – Какое-то развлечение? Только не произносите никаких женских имен, а иначе я затолкаю их вам обратно в глотку!
– Чудесное развлечение, – ответил Ромео. – Но ты должен пообещать, что будешь вести себя как положено, Меркуцио! Если ты сможешь обуздать свой нрав – это будет отличное приключение, хотя и не безопасное.
Мне бы не хотелось, чтобы он привлекал к этому Меркуцио, – я опасался, что Меркуцио непременно превратит невинную забаву в рискованную и чреватую бедой выходку.
– Приключение? – повторил Меркуцио и состроил смешную, очень довольную рожицу. – Вы просто обязаны посвятить меня в это.
Ромео и Меркуцио было не остановить – как я ни старался. Поэтому я решил оставить попытки их вразумить и только надеялся, что смогу помочь им остаться в живых после этого приключения. Или лучше сказать – стихийного бедствия.
Ночью, чистые и одетые в маскарадные костюмы, на которых не было наших фамильных цветов, мы собирались отправиться во дворец Капулетти в сопровождении лишь нескольких слуг. У меня была маска совы, Ромео был котом (должно быть, в насмешку над Тибальтом), а что до Меркуцио – то он был в ослепительной золотой маске, сияющей, словно восходящее солнце, но при этом был единственным из нас, кто имел законное право находиться на этом празднике.
– Быть дальним родственником герцога иногда не так уж и плохо, – сказал он, натягивая маску на лицо. – Даже Капулетти боятся пренебрегать моей семьей, хотя они и не в восторге от моих… друзей.
Я невольно задумался, кого именно он имеет в виду: нас или того, память о ком так старательно пыталась уничтожить его семья.
Хотя и Меркуцио, кажется, все-таки не думал о нем в этот момент – по крайней мере, я очень сомневался в этом: он снова, казалось, пребывал в своем обычном веселом и ироничном состоянии духа, полный искрящегося остроумия и готовый к авантюрам.
Мы были очень близки к тому, чтобы незаметно исчезнуть, но в этот момент раздался властный, резкий стук в дверь моих покоев, и мы застыли на месте. «Не обращай внимания!» – прошептал Меркуцио одними губами, но я покачал головой, стащил с лица маску и подошел к двери, чтобы впустить нежданного гостя.
И что это был за гость!
В дверь стучали не кулаком и не костяшками пальцев – в дверь колотили деревянной палкой, и эта палка была не чем иным, как клюкой моей бабушки, а сама старая ведьма стояла за дверью, одетая во все черное и закутанная в шали. Я вообще редко видел ее стоящей на ногах, и никогда, никогда раньше она не стучала в мою дверь. Она, конечно, была не одна: не меньше четырех служанок крутилось вокруг нее в тесном пространстве коридора, взволнованно поддерживая ее под локти, словно боясь, что она вот-вот рухнет. Они пребывали в странной уверенности, что она слабая и беспомощная старая женщина, но я увидел на ее лице только слепящую злобу – и никакого намека на слабость.
Она стукнула своей клюкой по порогу с такой силой, что заглушила все остальные звуки, и уставилась на меня из-под седых нависших бровей.
– Ну? – требовательно произнесла она. – Ты что, собираешься заставить меня стоять на пороге, как неучтивый невежа? Или, может, мне стоит поучить тебя манерам при помощи своей клюки?!