Принцесса Элли

Я довольно быстро проявил себя в армии. И Уинстон – глава Дворцовой охраны – обратил на меня внимание. Он сказал, они ищут людей особого склада для личной команды принца Николаса. Молодых парней, которые быстры, легки на подъем, преданны и свирепы, когда понадобится. Тех, для кого в порядке вещей захватить с собой нож на перестрелку – потому что им не понадобится ни этот гребаный нож, ни пистолет, чтобы победить.

Всего через несколько недель я стал иначе смотреть на все это. Мне стало казаться, что это призвание, долг. Особенные люди делают так, чтобы что-то происходило и дела делались – они обладают силой, с помощью которой могут облегчить жизнь не-столь-особенным-людям.

А я защищаю их, чтобы они могли это делать.

И вот молодой принц сидит напротив меня за письменным столом в библиотеке роскошного пентхауса – он особенный человек.

– Сколько тебе лет, Логан?

– В моем досье сказано, что мне двадцать пять.

Если святой Петр был ловцом человеческих душ, то у меня дар их читать. Это навык, который необходим для такой профессии – за версту чуять намерения другого человека. Уметь прочитать все по его глазам, по тому, как он переступает с ноги на ногу, узнать, на что он способен и что он за человек.

Николас Пембрук – хороший человек. До мозга костей.

И это большая редкость.

Чаще всего особенные люди – первоклассные отморозки.

У него дергается угол рта.

– Я знаю, что сказано в твоем досье. Я не об этом спрашивал.

Он не дурак: в жизни ему достаточно лгали, чтобы научиться определять на слух, что правда, а что нет.

– Сколько тебе лет на самом деле?

Я смотрю ему в глаза, гадая, к чему он клонит.

– Двадцать два.

Он медленно кивает, массируя большим пальцем ладонь другой руки, размышляя.

– Итак, ты был призван в армию… в пятнадцать? Солгал о своем возрасте? Такой молодой.

Я пожимаю плечами.

– В призывном пункте особо не разбирались. Я был высоким, крепким и умел драться.

– Ты был ребенком.

– Я не был ребенком, Ваше Высочество. Не больше, чем вы.

Детство – это когда ты должен наделать ошибок, понять, кто ты, кем ты хочешь быть. Тебе дается официальное разрешение побыть ослом. У меня не было такой привилегии, как и у Николаса. Наши судьбы были предрешены еще до нашего рождения. Разные судьбы, конечно, но независимо от того, растешь ты в конуре или во дворце, ожидания и требования окружающих, как правило, довольно быстро убивают в тебе невинность.

– Почему ты ушел из дома таким юным?

Теперь моя очередь ухмыляться. Потому что я тоже не дурак.

– Вы знаете почему. В досье об этом тоже написано.

Я умею распознавать отморозков, потому что сам из таких. Преступники не особенно везучие. Мелочные, хитрые, достаточно отчаянные и поэтому опасные – из тех, кто улыбнется тебе в лицо, похлопает по спине, а потом всадит в спину нож, как только ты отвернешься.

Мой дедушка умер в тюрьме – он сидел за убийство, совершенное во время вооруженного ограбления. Отец тоже умрет там, и чем скорее, тем лучше – он сидит за непредумышленное убийство. У меня есть дяди, которые сидели за самые разные вещи, двоюродные братья, которых убили средь бела дня прямо на улице, и тети, которые, не задумываясь, отправили своих дочерей на панель.

К тому времени, когда мне исполнилось пятнадцать, я понял, что, если останусь в этой дыре, мне конец. И тогда у меня будет только два пути: в тюрьму или на кладбище.

Ни один вариант меня не привлекал.

– Что это на самом деле значит? Все эти вопросы?

Всегда лучше сразу переходить к делу, прямо и быстро.

Его серо-зеленые глаза фокусируются на мне, он изучает меня, чуть ссутулив плечи, как будто на них сидит слон.

– Теперь, когда Генри у меня в руках, королева хочет, чтобы мы вернулись в Весско, через два дня. Ты же знаешь.

Я киваю.

– Я хочу взять Оливию с собой домой на лето.

Какое-то время я сомневался в этой симпатичной нью-йоркской булочнице. Она вложила всякие идеи в голову Николасу, сделала его безрассудным. Но она хорошая девушка – трудолюбивая, честная, – и она заботится о нем. Не о его титуле или банковском счете. Ей наплевать на них, и, вероятно, она предпочла бы, чтобы у него их не было.

Она делает его счастливым.

К тому же за те два года, что я работаю с наследным принцем, я не помню, чтобы когда-нибудь видел его по-настоящему счастливым.

– Разумно ли это? – спрашиваю я.

Оливия Хэммонд – милая девушка. А дворец… умеет превращать милое в не очень милое.

– Нет. Но я все равно хочу это сделать.

Выражение его лица грубое и открытое. Это тоска. Со стороны кажется, что все желания любого члена королевской семьи должны мгновенно исполняться. У Николаса есть частные самолеты, слуги, замки и больше денег, чем он сможет потратить за всю жизнь, – но я не могу вспомнить ни одного случая, когда он делал то, что хочет, просто так, черт возьми. Или когда он позволял себе сделать что-то, чего ему делать не следует.

Я восхищаюсь им, но не завидую ему.

– Оливия хочет поехать, но она беспокоится о том, что оставит свою сестру одну на лето. Элли еще юная, она учится в школе и… она очень наивная.