Принцесса из Шанхая

– Аля, пожалуй, не бросила бы, – согласно кивнула Лена. – А вот Лика… не знаю.

– Так ведь господин Ростовцев не с Ликой обручался.

– И этого я не знаю. Мутный он человек, непредсказуемый! Для него оценка Лики может оказаться куда важнее, чем мнение Али. Если так, Стелла все правильно рассчитала… кроме взрывного характера Альберта Юрьевича. Он закрыл ей рот очень быстро и надежно.

Сыщик решил не спорить.

– А кто отстриг у Стеллы прядь волос? – как бы между прочим, спросил он.

– Вы хотели сказать, вырвал?

– Я сказал именно то, что хотел.

Глаза Лены удивленно распахнулись.

– У вас мрачный юмор!

– Мне не до шуток, – рассердился Смирнов. – И вам, надеюсь, тоже.

– Но… кому могло прийти в голову стричь волосы Стеллы? – она развела руками. – Вы меня поразили.

– А почему вы ушли из ресторана раньше всех? – спросил он.

– Надоел дурацкий фарс! Ростовцев вел себя непонятно, Треусов испортил мне настроение своим заигрыванием с Ликой, а появление Стеллы переполнило чашу терпения. Я боялась расплакаться, раскиснуть при всех… просто не могла больше играть роль невозмутимой женщины, которой все нипочем. У меня есть сердце!

Сыщик не стал проверять содержимое ее сумочки, потому что понял бесполезность этого действия.

* * *

Ева предпочитала постигать ход событий шестым, или интуитивным чувством, а не путем логических размышлений. Логика загоняла ее в тупик. Притянутые за уши объяснения еще никогда не облегчали расследование, – наоборот, они запутывали нити в клубок, образовывали узлы и неожиданные обрывы. Подобная «реальность» только напускала тумана туда, где его и так было сверх меры.

Смирнов исходил из того, что Дракона не существует, что кто-то намеренно пытается внедрить этот призрачный образ в действительность окружающих людей, в первую очередь, как он полагал, – в сознание Лики. Какую цель преследовал неизвестный злоумышленник? Запугать Лику? Довести ее до невменяемости, до психического срыва? Или до смертельного исхода? Если бы преступник собирался убить молодую женщину, он бы давно это сделал – еще на таежном хуторе или в Ушуме. Однако он позволил ей приехать в Москву, поселиться в заранее приготовленной отчимом квартире… познакомиться с какой-никакой родней, – пусть и дальней, – с другими людьми, с мужчиной, наконец. А что? Господин Ростовцев годился Лике в поклонники, они заинтересовались друг другом. И в то же время вокруг Лики умирают те, к кому она проникается симпатией, кто становится ей близок, – Красновская, например. Тогда смерть Стеллы разрушает это умозаключение, не вписывается в него. Логика требовала бы смерти Альбины, которая является родственницей, или гибели Ростовцева, который то тайно, то явно ухаживает за «лесной отшельницей»… а убивают бывшую жену Треусова. Странно! При этом четко прослеживается почерк Дракона, его диковатый ритуал: отстриженная у жертвы прядь волос. С одной стороны, он прячется, с другой, – выставляет себя напоказ. В чем смысл подобной двойственности?

Ева же принимала Дракона как реальное существо и не усматривала в его поведении странностей. Он поступает сообразно собственной цели, и только непонимание мешает рассчитать, предвосхитить его следующий шаг, опередить. Знать бы, где его тропа, – можно было бы устроить ловушку. Преследуемый далеко не глуп: он петляет, запутывает следы, обманывает охотника. Такова игра!

Ева отбросила все рассуждения и отдалась на волю не мыслей, – чувств. Она перестала думать, как только сообразила, что «думанье» усложняет, а не упрощает задачу. Великая Пустота

– вот источник ответов на вопросы. Ева начала прислушиваться. Первое, что пришло ей в голову, – семья Эрманов. С Альбиной Смирнов познакомился и поговорил, а с ее родителями не успел, – смерть Стеллы внесла коррективы в намеченные им «оперативные мероприятия».

Пока сыщик ездил по городу от одного свидетеля к другому, Ева созвонилась и встретилась с родителями Альбины Эрман. Они оказались милыми, интеллигентными людьми, охотно отвечали на все вопросы и произвели самое благоприятное впечатление. Увы, ничего существенного к известным фактам они не добавили.

Ева представилась помощницей детектива, которому Лика поручила розыск ее родного отца. У Эрманов не возникло сомнений.

Многие семьи в годы советской власти открещивались и просто боялись поддерживать связи с «неблагонадежными» родственниками, и Эрманы не были исключением. Сводная сестра – не родная, и дедушка Альбины не переписывался, не встречался с ней и почти не вспоминал ее. Эрманы даже не знали о пожаре и ее смерти в Благовещенске.

– Однажды мне предложили командировку туда, – сказала Ядвига Филипповна, мама Альбины, – на конференцию по кардиологии: обмен опытом между восточной и западной медициной. Но папа строго-настрого запретил ехать. «Дочка, – сказал он, – нам не нужны неприятности. Вдруг, тебе захочется навестить несчастную Лизоньку?! Это может возыметь самые ужасные последствия».

– Почему он назвал ее «несчастной»? – спросила Ева.

Докторша поджала губы: