Принцесса льда

В первой жизни ты рядовая школьница. Все у тебя как у всех. Утром выходишь из дома с набитой учебниками и тетрадками сумкой. Сдаешь домашние задания и отвечаешь у доски. Подглядываешь в шпаргалку во время контрольной, рисуешь на парте, пока учитель объясняет новый материал. Отсиживаешь шесть уроков. Одеваешься и уходишь домой. И ни одна живая душа из первой жизни не знает, что в дом ты забегаешь лишь для того, чтобы сменить школьную сумку на спортивную, потом несешься, задыхаясь, к метро, на остановках перебегаешь из вагона в вагон, на цыпочках высматриваешь автобус или маршрутку и терзаешься, что не поспеешь вовремя в свою вторую, главную, жизнь.

Но ни в одной из этих жизней у тебя нет надежного места под солнцем и твердой земли под ногами.

Пожалуй, в первой жизни от Маши остались только имя и фамилия в классном журнале. Если ее тянули куда-нибудь после уроков, отговаривалась; приглашали в группу по интересам, – регистрировалась для вида и тут же забывала логин-пароль. Раздружилась со Светкой. Не отвечала на сообщения в «Контакте». Мало-помалу одноклассники попросту перестали ее замечать, словно она превратилась в невидимку. А на катке ее замечать не хотели. Она занималась вроде бы на равных правах с остальными, но чувствовала, что права эти – птичьи. Права белой вороны. От которой птицы высокого полета держатся на дистанции.

У Волкова учились и двое юношей, Митя и Стас. Тренировались они в другое время и с девчачьей группой пересекались не каждый день. Девчонки с ними флиртовали, ходили в то самое кафе напротив школы, а Маша даже не пыталась познакомиться… Проще, чем с другими, было с Аленой. Каталась она как суперзвезда, но ничуть не важничала, улыбалась открыто и приветливо. И все же, несмотря на смешливость и разговорчивость, никогда не подсаживалась к Маше на скамеечку во время перерыва, чтобы пересказать анекдот или поболтать. Еще более разговорчивой была Полина: дай ей волю – сутки напролет тараторила бы о шмотках. Прыгала, как автомат («Последнее чудо техники», – шутила Алена), хотя на суперзвезду не тянула. Впихнуть в нее мало-мальский артистизм удавалось с трудом; стоило Ирине Владимировне на шаг отойти – и Полина сызнова принималась «махать руками, как алебардами». Казалось, кудряшки у нее растрепаны от ветра, который влетает в одно ухо и вылетает из другого. Частенько во время перерыва уши эти затыкались наушниками, из которых доносилась примитивная попса. Но и недалекая, не блещущая талантами Полина Машу игнорировала. Что уж говорить о Веронике! Ее негласно признавали королевой группы. Она носила звание мастера спорта международного класса, к своим четырнадцати годам успела выиграть пять или шесть международных турниров, а ее отец, в прошлом известный фигурист, был влиятельным чиновником в Федерации фигурного катания. Всякий раз, глядя сквозь Машу, она давала понять, что вода и масло нипочем не смешаются, сколько ни перетряхивай их в одном флаконе, и что белой вороне не место в «элитном подразделении».

Но хуже было другое. Рано или поздно настанет момент, когда Маша отправится на соревнования за границу, и понадобится мамино нотариальное согласие на выезд. Даже если не за границу, а просто в другой город на два-три дня – как вырваться из дома? И сколько еще удастся кормить Волкова обещаниями «вот-вот, на днях» купить новые коньки и термокостюм?

Если бы Маша логически оценила неразрешимость всех этих вопросов, она бы наверняка отступила, сдалась и отказалась от своей второй, главной, жизни. Так человек, стоя над обрывом и глядя себе под ноги, испытывает страх высоты и головокружение и непременно срывается в пропасть. Но Маша запретила себе смотреть вниз. И в обеих жизнях выглядела вполне обычно. Только присмотревшись, можно было бы заметить в ее взгляде странную напряженность. Но никто к ней не приглядывался. Ни мама, увлеченная своей карьерой, ни учителя, привыкшие, что Маша держится в незаметных середняках и не проявляет к учебе ни особого рвения, ни явной небрежности. Правда, Сергей Васильевич порой бросал на нее проницательный взгляд, и ей казалось, что вот сейчас, сию секунду он обо всем догадается и выведет ее на чистую воду…

…Маша шла по тротуару, глядя себе под ноги, и лицо ее было таким тревожным и озабоченным, что прохожие оборачивались, гадая, что случилось у этой девочки, почти девушки, с длинной светлой косой и серыми глазами. Один из них остановился:

– Маш, привет!

Маша вздрогнула, подняла голову:

– Ой, привет. Ты меня прямо напугал!

Гоша не стал спрашивать, «что случилось», только посмотрел на нее внимательно. И заговорил, как ни в чем не бывало:

– Ты к метро?

– Ага.

– Я с тобой дойду.

Они зашагали рядом.

– Варя говорит, что ты бросила фигурку, потому что тренер ушла. Правда бросила?

Варя была Гошиной одноклассницей и бывшей Машиной одногруппницей: они вместе занимались у Тамары Витальевны.

– Правда, – сказала Маша. Искоса взглянула на Гошу. Ни с того ни с сего ей неудержимо захотелось поделиться с ним своей тайной. – Вообще-то, неправда.