Принцесса Линдагуль и другие сказки

К нему подходили все парни их округи с дубинками в руках. Вот они уже совсем близко. Вот замахиваются дубинками, чтобы размозжить ему голову, – но ни единого слова не вымолвил Никлас. Он только ждал, не выпуская мешка из рук.

Вдруг косой луч солнца прорезал лес. Он озарил лица парней, озарил он и кожаный мешок. И мешок в руках у Никласа сразу стал таким лёгким, что Никлас потерял равновесие и упал на спину.

Но всё-таки поднялся и удивлённо оглянулся вокруг. Куда девались все эти парни с угрожающе поднятыми кольями? И тени их не мелькнули перед глазами.

Неужто он недавно видел всё в таком страшном ложном свете?

Но он не стал задаваться вопросом, видел ли он всех их на самом деле или нет. Кожаный мешок-то уж во всяком случае был у него в руках. Гордый, словно король, взвалил он мешок на спину и зашагал домой. Но, когда он отворял двери в горницу, сердце затрепетало у него в груди; он подумал, что увидит жену мёртвой в кровати. А Гудрун?.. Может, все уже сидят и оплакивают её?

Но то, что он увидел, заставило его застыть в изумлении на пороге. Ведь у очага стояла его жена и варила молочный суп к завтраку. За ручной прялкой сидела Гудрун и пряла. А её длинные волосы сверкали, словно золото, в лучах солнца.

И тогда он понял: всё, что он видел в лесу, – только призрачные видения, с помощью которых тролли хотели заставить его выпустить сокровище из рук. Но это им не удалось.

И, бросив свою ношу на пол, он рассказал жене и детям, какое счастье и богатство заключено в этом кожаном мешке.

И они, не переставая удивляться, заплакали от радости.

Внезапно Гудрун заметила, какой необычный вид у отца: его голову словно обсыпало снегом.

– А что, батюшка, разве нынче шёл снег? – спросила девочка и потянулась к отцу, желая стряхнуть белые снежинки с его волос.

Но это был не снег. Просто волосы Никласа поседели за эту ночь, потому что никому не удаётся бесследно победить в битве с троллями.

Яльмар Бергман

До чего ж люди трусливы!

Анне-Лисе было уже целых семь лет, но её и близко не подпускали к отцовскому и материнскому садику. Видишь ли, неподалёку жил большой медведь, которого все боялись, даже мама, хотя она вообще-то была не из трусливых.

Есть на свете медведи добрые: едят только ягоды, орехи и мёд. Но этот медведь был не такой. Он задирал и коров, и овец, и коз, а мог задрать и человека, если тот, на свою беду, вдруг повстречается с ним. Может, он не всегда был такой жестокий, может, это люди сделали медведя злым, травя его копьями и ружьями, рогатинами и волчьими ямами. Кто его знает! Но правда лишь то, что из-за этого медведя Анна-Лиса вынуждена была как паинька сидеть дома. И потому, знай же, она была жутко зла на Мишку.

– А какое оно с виду, это страшилище? – спросила она маму.

– У медведя длинные острые зубы и косматая шерсть, а хвост и на хвост не похож – какой-то маленький огрызок вместо хвоста. У него четыре лапы, но иногда он ходит только на двух. Пасть у него красная, а сам он чёрный, каким бывает углежог, пока не смоет с себя сажу.

– Ух ты! – удивилась Анна-Лиса.

Она видела, каким приходит из лесу, где жгут в яме уголь, её отец: чёрный, страшный и совершенно неузнаваемый. Но стоило отцу, бывало, умыться, и он снова становился красивым и родным – лучшим другом мамы и Анны-Лисы.

И потому она спросила:

– Почему же тогда этот Мишка не моется?

– Да представь себе, он моется. Но это не помогает, от этого он красивее не становится. И всё из-за того, что он злой.

«Ой, ой, – подумала Анна-Лиса, – хоть бы мне никогда не повстречаться с Мишкой». И она стала расспрашивать маму, есть ли в лесу добрые звери.

– Ясное дело, есть, – ответила мама.

И стала рассказывать дочке о всех крошечных насекомых в лесу и о червяках, которых нельзя обижать, если хочешь быть добрым.