Принцесса Линдагулль

Пимпепантури не понимал по-персидски. Он страшно удивился, когда отец толкнул его к принцессе и пригнул его неуклюжую спину так, что это должно было изображать поклон.

Линдагулль не была бы принцессой и дочерью гордого Шах Надира, не оскорбись она подобной дерзостью. Она посмотрела на колдуна и его неотесанного сына такими глазами - нет, надо было видеть этот взгляд - ведь в Персии умеют сверкать глазами!- что оба они, и отец и сын, задрожали от страха.

- Нет, это не годится, - сказал колдун. - Сперва надо ее укротить.

И он запер принцессу в маленьком чулане, пообещав ей, если одумается, половинку оленьего сыра и ковшик воды из талого снега. Целый день принцесса провела в кромешной тьме, пронизываемой лишь полоской северного сияния, проникавшего в щелку чума.

Линдагулль плакала. Да, она плакала так, как можно плакать только, если тебе двенадцать лет и ты была персидской принцессой, жила в розовых садах и мраморном дворце, а потом вдруг одна-одинешенька, голодная и замерзшая, очутилась в зимней Лапландии. Под конец принцесса заснула. И тогда рядом с ней оказался добрый Нукку Матти, властелин прекрасных снов. Тот, кого шведы называют Йон Блунд, а датчане и норвежцы Оле Лукойе, что означает Оле-Закрой Глазки. Уж не знаю, как называют его в Персии... Нукку Матти взял принцессу в свои объятия и перенес на Фьедерхольм, Острова-Пушинки, где веселые сны порхали вокруг принцессы. Так проходили недели и месяцы, ночь за ночью в царстве снов. Линдагулль стала терпелива и больше не плакала. Сны предсказали ей:

- Жди, скоро явится твой избавитель.

Но кто освободит ее? Кто найдет дорогу туда, где далеко вокруг, в снегах, нет никакой дороги? Правда, старая лапландка подумывала о том, чтобы освободить Линдагулль, но не смела сделать это из-за своего страха. Пимпепантури тоже подумывал было освободить ее, но для этого он был слишком ленив.

Так прошла зима, вовсю засветило солнце, растопившее снег, кое-где заплясали комары. И тогда колдун подумал: "Теперь она укрощена!" Он пошел к принцессе и сказал, что если она хочет обратно в Персию, ей нужно только взять его сына в супруги и тотчас оленья упряжка умчит ее на юг.

Линдагулль подумала о юном принце Абдеррамане, который некогда пролил за нее кровь на песке Исфахана. Прикрыв лицо чадрой, она не ответила ни слова.

Ну и разгневался же колдун! Он запер Линдагулль в глубокой пещере в горах, а потом и говорит ей:

- Морошка нынче уже созрела. Теперь тебе придется считать каждый день, если ты не пожелаешь мне ответить. Сегодня ты получишь тридцать ягод на еду и тридцать капель росы для питья. С каждым днем ты будешь получать на одну ягоду морошки и на одну каплю росы меньше. А как минет тридцать дней, я спрошу тебя, что ты надумала.

Да, Линдагулль и в самом деле провела тридцать дней в заточении. В пустынной Лапландии было уже и ночью светло как днем, только в пещере - вечная тьма. Ягод морошки и капель росы с каждым днем становилось все меньше и меньше, но щечки Линдагулль не поблекли, и она по-прежнему оставалась спокойна и. терпелива. Ведь все, в чем она терпела нужду днем, Нукку Матти и чудесные сны возмещали ей по ночам. Линдагулль думала о принце Абдеррамане, пела восточные песни и радовалась, когда эхо повторяло их на горных склонах.

На тридцатый день к ней явился колдун с последней ягодой морошки и последней каплей росы, завернутыми в листочек лапландской карликовой березки, и спросил:

- Ну, ты надумала?

Линдагулль снова прикрыла лицо и не ответила ни слова.

- Даю тебе еще один день сроку на раздумье, - сказал колдун, - а сейчас к тебе жалует многочисленное общество.

С этими словами он отворил пещеру, и словно живое облако ринулось в дверь. Это была целая туча голодных лапландских комаров, тысячи тысяч комаров. Они все летели и летели, пока не заполнили всю пещеру.

- Желаю тебе много радости с твоими новыми знакомыми, - пожелал ей злой колдун и запер дверь.

Линдагулль не поняла, что он имеет в виду. Она не знала ни лапландских комаров, ни персидских тропических жуков. В прежние времена служанка целый день стояла рядом с ней, отгоняя воздушных чудовищ. И сны пощадили ее, так и не дав понять, что такое человеческая злоба. Они тотчас окутали ее плотной пеленой тончайшего тканья, сквозь которую не могли проникнуть комары. Нещадно кусали они твердый гранит скалы, но сочли его слишком скудным и, подобные серой паутине, расположились наконец лагерем на стенах пещеры.

В полдень тихонько отворилась дверь, и в пещеру вошла старая лапландка Пимпедора с кувшином в руке, а следом за ней Пимпепантури.

- Бедное дитя, - сказала кроткая старушка, - мне жалко тебя, но я не смею выпустить тебя отсюда, потому что мой старик превратит меня тогда в пеструшку. Вот тебе кувшин со смоляным маслом. Смажь свое тело - это лучшее средство от комаров. Тогда они тебя не съедят.