Принцесса маори

Люси вдруг почувствовала всю безысходность и разочарование. Осознание происходящего стало для нее холодным душем посреди знойного лета. Она дала этой девочке все и больше уже ничего не могла сделать. Ее идея предоставить этому несчастному созданию родительский дом безжалостно провалилась. Может, в тот момент стоило сказать Джоанне правду о том, что она не ее дочь? Но Люси не хватило смелости. Кроме того, женщина спрашивала себя, чего она этим добьется? Предоставить тем самым Джоанне уважительную причину, которая объяснит, почему та покидает дом? Нет, ни в коем случае. После этого Джоанна наверняка запретит Люси общаться с внуком. А Люси непременно хотела увидеть маленькое создание, ибо именно оно могло дать ей силы жить дальше после того, как ее оставили любимые люди. В этот момент Люси поклялась, что будет любить внука так, как она в свое время любила Джоанну — ребенка, которого забрала из приюта. Люси молилась, чтобы этот еще не родившийся малыш ответил на ее любовь взаимностью…

Люси пристально посмотрела на дочь. Слезы наконец иссякли. Голос матери прозвучал холодно и четко:

— Поступай как знаешь, Джоанна! Я больше ничего не могу для тебя сделать. Если ты считаешь миссис Мак-Мюррей названой матерью, тогда уходи. Не задерживайся. Да, я считаю разумным, что Бертрам Томас не хочет больше с тобой встречаться, но я никогда бы не подумала, что он так сможет поступить! А теперь иди. Я понимаю, что мне не удастся насладиться твоей любовью. Я не приду на твою свадьбу. Празднуй вместе с пакеха.

Люси отошла в сторону, чтобы пропустить Джоанну, но та не двигалась с места. Она беспомощно смотрела на Люси.

— Чего же ты ждешь? — спросила мать. — Я больше не борюсь за твою милость, дитя мое! Я устала.

Джоанна медлила, слезы текли по ее щекам.

— Я и сама не знаю, что со мной происходит. Мне всегда хотелось, чтобы ты была пакеха, я тебя почти ненавидела за то, что ты маори, но теперь…

Прежде чем Люси успела опомниться, Джоанна бросилась ей на шею. Но самое скверное было в том, что маори совершенно холодно отнеслась к этому жесту. У Люси по спине прошел ледяной озноб. Как же она все эти годы напрасно ждала, что ее дочь ответит взаимностью на ее любовь! И что теперь? Теперь Люси думала только о внуке. Она неожиданно призналась себе, что Джоанна так и осталась чужой. На Джоанне лежит вина за смерть ее любимого сына. Ей вспомнилось, как Джоанна вела себя после похорон Тома. Она, как стервятник, рылась в его вещах, пока наконец-то торжественно не откопала завещание, в котором Тому полагалась половина фамильных драгоценностей. На возражения Люси, что драгоценности лучше оставить в Баденхайме, а не отправлять их через полмира, Джоанна ответила:

— Я не откажусь от своего наследства!

Даже тот факт, что ее отец всю жизнь не хотел слышать об этом наследстве, Джоанна считала беспросветной глупостью. После того как Люси отказалась писать письмо немецким родственникам с требованием немедленно выслать украшения, Джоанна взялась за это дело сама. Ее невозможно было отговорить.

Все это пронеслось в памяти Люси, пока Джоанна плакала у нее на груди. Слишком поздно! Она осознала, что в сердце, некогда целиком заполненном любовью к этому созданию, у нее теперь пустота и холод. Люси механически погладила девушку по волосам. Джоанна наверняка не заметила резкой перемены в душе матери. Но Люси обязательно выполнит все, чего требует Джоанна, чтобы позже ей разрешили общаться с внуком.

Спустя несколько минут, которые показались вечностью, Джоанна разняла объятия и взглянула на мать опухшими от слез глазами.

— Я останусь с тобой! Ты всегда так хорошо ко мне относилась. Так низко было с моей стороны подозревать тебя. Ты бы никогда не вынудила человека, который любит твою дочь, отказаться от нее! — виновато всхлипнула Джоанна.

Даже спустя годы Люси не могла объяснить, как у нее вылетели те слова в тишине:

— Ты права. Я немного помогла молодому человеку принять такое решение. И это, дорогое мое дитя, было лучшим, что я для тебя когда-либо делала.

Джоанна беспомощно взглянула на Люси.

— Значит, ты все-таки шантажировала его? Ты признаешься?

Люси кивнула.

— Да, я ему пригрозила, что, если он продолжит с тобой встречаться, я все расскажу его тестю…

Люси еще не договорила до конца, как дочь отпустила ей увесистую пощечину. Женщине потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать: Джоанна ее ударила. Люси окаменела. Это была не физическая боль, а страх, что своим никому не нужным признанием она сама себе вырыла могилу. Теперь Джоанна почти наверняка не допустит ее к ребенку. Теперь все рухнуло!

Джоанна молча схватила чемодан и вышла из дома, даже не обернувшись.

Нейпир, 25 декабря 1908 года