Принцесса на горошике

«Эйнштейн» хватается за голову и уходит. Идёт к машине, но и Пука нигде нет, «Эйнштейн» едет один в апартаменты и Пук уже там, он час как безумствует с цыганами — на «сейчас я вещи соберу и поедем», под его ногами танцуют пустые бутылки из-под водки и битые рюмочки хрусталя, каждую рюмку, опрокинув в себя он разбивает об пол. И цыгане безнадёжным осуждением в лицах — на вертеп, тянут рвущий плач неразделённой любви.

«Эйнштейн» уходит от Пука и аккуратно прикрывает за собой дверь. За дверью: Девочки!..

«Эйнштейн» на этот зов в пространство от Эфиопии до не менее жаркой Кении звонит в администрацию — к цыганам «кордебалет» не посылать — пусть все идут к нему, с шампанским и с музыкой.

Сцена 7: День седьмой

Пропадать, так с музыкой

Пук навсегда прощается со Столицей, оставляя в ней чуть больше надежд для принцессы на горошике, чем было до его прибытия, а в своём сердце чуть меньше надежд, чем было до его прибытия

Утро в апартаментах Пука, «Эйнштейна» Пук вызвал к себе, он болен будто всеми болезнями сразу и голова повязана — это Лайма и Мэрилин за ним ухаживают, в полотенце на голове кубики льда.

Пук: Я здесь только пью, мне пора домой, там дедушкин бизнес…

«Эйнштейн», предчувствуя, но не верит: Бросаешь дело, «Соломон»?

Пук: Конфеты — убыточное предприятие, сырьё дорого, ну а дурные память дедушки не позволит — вишь вензеля какие, царские, а под ними — дерьмо, что ли… Нет уж, воровских конфет России от нас не будет, может кто из нашего рода в следующем веке вернётся сюда, нас то семеро — братьев, да только Семейка в честь деда и прадеда — я один, вот и принесло — нелёгкая.

«Эйнштейн»: А мне — крышка, разорился я на твоём пребывании, всё тратился, на авансы рассчитывая, вот весь и вышел…

Пук: У меня не разоряются — это же наша деловая честь. «Челнока» я честным словом делового человека с точки снял, вот и развивай его дело, китайские шмотки, на наш век — прокормят, на «кордебалет» тоже хватит, с цыганами в другой раз апартаменты так шикарно не снимай, чтобы двенадцать девок шампусик глушить не потерялись.

«Эйнштейн»: Ну вот я и докатился до китайских шмоток… Поделом!

Пук: Ну это ты брось. Ты теперь — фигура. Рынок твой — монополия.

«Эйнштейн», оживляется радостно: Ни хрена себе! Размах царский у африканцев… А что теперь с контрактом делать? Я за тебя брачный контракт подписал — по Доверенности, пока ты утончённо страдал. Варька пришла, паспорт она сегодня получила, две подписи — тебе на конфетки — семейные чтобы, как загадывал — Шереметьевские.

Пук: Вот хваткая девчонка! Чертёнок. Я же её просил извинения мои передать, за то, что на деньги жениться — совестно в глаза смотреть. А она мне фамилию за это! Графиня — на горошике, зелёном. А ты ей пришли наши экземпляры, контракт не в ЗАГС, да не венчание, пусть балуется с ним, 16-ть лет — ещё не доросла до понятия.

В квартиру Шереметовой и Пупкова с утра звонок от «Челнока»: он приглашает явиться в офис, на службу, по Трудовому договору, Книжка трудовая.

В офисе челночницы гудят об отъезде Пука весело, Шереметовой: Из-за границы с вензелями на всём принц явился, а ты — принцесса на горошике… И не влюбилась! И не поженились! А принц — присох. Бухгалтер Пётр Борисович Пупков, да менеджер по закупкам Анора Петровна Шереметова — чьей страны то предприятие. Кенийское? Ты нам скажи, от чего — Пупок на Пук «графине» выпадает, а дочка родная папке не «пупок», не Пуп земли, и не пупочек… а уж получается и будет вторая «графиня» — язви тя!

Смеху, да веселья — весь первый рабочий день, кончен, Шереметова с мужем довольная. Дома их встречает растерянная Варька.