Принцесса на одну ночь (СИ)

Дежуривший на лестнице офицер посмотрел на меня с удивлением, но ничего не сказал — только вытянулся в струнку, звякнув шпорами на сапогах.

На первом этаже ко мне метнулся одетый в ливрею лакей.

— Чего изволите, ваше высочество?

Он тоже, кажется, был изумлен. Быть может, это объяснялось тем, что они вовсе не ожидали, что этим утром я всё еще буду в добром здравии.

— Мне нужна карета! — спокойно, но твердо сказала я. — Немедленно!

Если он и хотел возразить, то сдержал свой порыв — только поклонился и бросился передавать мое желание другим слугам.

Через несколько минут я уже сидела в карете. И когда лошади зацокали копытами по мостовой, я раздвинула шторки на окне и посмотрела на то крыло дворца, где находились апартаменты его высочества. Прости, Лэнс, но мы не можем быть вместе.

Слёзы катились по щекам. Сначала я плакала почти беззвучно, а потом не выдержала и разрыдалась в голос. Я всё яснее и яснее понимала, что вот сейчас собственными руками разбила свое счастье. Наше с Лэнсом счастье.

Но пути назад уже не было.

Глава пятьдесят девятая, в которой Лэнс признает поражение

Я сразу понял, что она ушла, — еще до того, как открыл глаза. Несмотря на яркий солнечный свет, в комнате было холодно и неуютно.

Каким же глупцом я был, когда надеялся, что эта ночь всё изменит. Я чувствовал столько всего одновременно, что не мог сказать, какое из этих чувств сильнее всего — боль, обида, злость.

Я вызвал личного камердинера, и тот сообщил мне, что ее высочество ранним утром потребовала карету и отбыла в дом своего отца, герцога де Лакруа. Я спокойно кивнул, сделав вид, что мне и самому это было известно.

Жан помог мне одеться, а спустя минуту доложили о приходе церемониймейстера. Лицо Шарля дергалось от волнения — было нетрудно догадаться, что ему уже известно об отъезде Маргариты. Хотя начал он нашу беседу с многословных поздравлений и пожеланий. И только потом перешел к делу, которое привело его ко мне.

— Ваше высочество, простите за беспокойство, но, как я слышал, ее высочество сегодня утром покинула дворец. А в три часа пополудни состоится обращение его величества к народу, на котором подданным должна быть представлена ваша супруга…

— Ее высочество помнит об этом и непременно будет присутствовать, — я вложил в голос всю ту уверенность, которую смог в себе собрать.

Я наклонил голову, давая понять, что аудиенция окончена, и Шарль удалился.

Я знал, что Марго не вернется ко мне, но, быть может, она вернется, чтобы выполнить до конца взятые на себя обязательства, и доиграет роль моей жены до нашего развода? Думать о расторжении брака было больно, но я умел признавать поражения — тогда, когда надежды на победу не было никакой.

Если она любит другого — ну, что же, так тому и быть.

Я открыл оставленный на туалетном столике конверт. Там было именно то, что я ожидал увидеть.

Я не был знаком с Антуаном д'Эрве и не имел ни малейшего желания знакомиться, но я не сомневался, что он должен быть хорошим человеком — плохого Маргарита ни за что не смогла бы полюбить.

Я велел седлать коня и, чтобы сократить время ожидания, сам отправился в сторону конюшни.

В парке на скамейке перед фонтаном сидела Анабель де Лакруа. Я не удержался — свернул в ее сторону.

— Ваше высочество! — на ее щеках, как и всегда при наших встречах, появился румянец. — Как я рада вас видеть! Простите, я вчера не сумела должным образом поздравить вас.

Я отмахнулся:

— Позже! Скажите, мадемуазель, вы согласны с мыслью Аристотеля, что трагедия есть подражание низким людям?

— Что? — в глазах девушки читалось изумление.

Она задумалась лишь на секунду, а потом с жаром подтвердила:

— Да, несомненно!

— Благодарю вас!

Я пошел прочь, ругая себя за то, что не догадался задать этот вопрос гораздо раньше. Ответ на него давным-давно открыл бы мне глаза. На самом деле Аристотель полагал, что подражание низким людям — это комедия.

И как я мог не догадаться об этом раньше? Как мог принять пустышку Анабель за ту, которая восторженно застыла на пороге нашей библиотеки?

Нет, я не собирался рассказывать о своем открытии отцу. Если он узнает, что моя истинная пара — Маргарита, — то не позволит нам развестись. А я не собирался удерживать ее силой. Я и раньше знал, а теперь лишний раз в этом убедился — никакая магия не могла быть сильнее настоящих чувств. Мне было только жаль, что эти чувства Марго испытывает не ко мне.

Глава шестидесятая, в которой Марго узнает правду

— Что ты здесь делаешь? — бабушка смотрела на меня с гневом и не выразила ни малейшего желания меня обнять.

Я знала, что она не одобрит моего бегства, и была готова к такому приему. Для нее любое нарушение правил приличия было преступлением.