Принцесса с дурной репутацией

Фигаро появился незамедлительно, почтительно поклонился баронессе и, поскольку девица сия вновь проявила признаки слабости и усталости, самолично отвел ее в гостевые покои.

— Просто удивительно, — заметила Оливия, когда мы поднялись в библиотеку. — У нас не дом, а прямо постоялый двор какой-то. То родственники толклись без конца, то крылатые благочестивцы, а теперь вот с первым снегом баронессу принесло.

— Это хорей, — улыбнулась я.

— Какой еще хорей? — воззрилась она на меня.

— «А теперь вот с первым снегом баронессу принесло». Трехстопный хорей с пиррихием. Видишь, в доме поэта даже ты заговорила в рамках стихотворных размеров.

— Тьфу, гадость! Стихи — вот первое, от чего я избавлюсь, когда стану полноправной хозяйкой замка.

— Да ладно тебе. Стихи — отличная штука, с ними жить интереснее.

— А у меня будут другие интересы. Я астрономией займусь. После того как узнала, что миров и вселенных такое множество. Как хочется их увидеть! Узнать, кто их населяет…

— Ну, вот туфельки стеклянные — к примеру. Кстати, где это наш Себастьянчик?

Он не замедлил явиться.

— Ну что, конь счастлив в герцогских конюшнях? — набросились мы на Себастьяно.

— Конь-то счастлив, — тон у Монтаньи был очень философический. — Много ли ему, коню, надо для счастья…

— Понятное дело, — хихикнула я. — А тебе, замечательный ты наш?

Себастьяно горестно вздохнул и положил на столик розовое платье и золотой парик:

— Где она теперь? Может быть, ее растерзали хищные звери…

— Ну, это вряд ли. Кстати, баронесса говорила о том, что на нее напали разбойники. Вот это интересно. В наших краях давным-давно нет никаких разбойников. Папашкины вассалы жестко разобрались со всеми шайками в округе…

— Значит, появились снова. Герцогу стоит отправить отряд рыцарей прочесать окрестности.

— Себастьяно, — вдруг взмолилась Оливия. — Убери ты эту свою добычу со стола, спрячь в своей комнате, а? Почему-то смотреть на нее противно. У меня возникает ощущение, что это ее кожа, твоей прекрасной незнакомки. И сейчас эта красотка бродит где-то в новом обличье, гадости творит.

— Почему обязательно гадости?

— Ну, а что еще может творить девица, которую ты встретил возле свиной кормушки? Была бы она нормальным, приличным человеком, она бы явилась в замок, представилась…

— Да суть-то как раз в том, что она не человек! Она вторженка из дальнего космоса! Раз даже туфельки у нее — органические формы внеземной жизни!

— Вот именно! Люци права. А я вот тут вообще задумалась — баронесса точно баронесса или тоже пришелица из какой-нибудь вневекторной реальности? Может, поэтому конь под ней и взбесился, почуял неземной объект? И потом, заметьте, она красивая просто до ужаса. Такой красоты на Земле не бывает. Вон, возьмите женские портреты великих художников — красавицы, но вполне земные, родинки там у них, прыщики, волосы секутся, бледность, ногти обкусаны… А тут — ну как кукла фарфоровая…

— Это ты просто завидуешь ее красоте, герцогиня, — мстительно сказал Себастьянчик.

— А вот и нет. Я просто объективно рассуждаю. Баронесса — вторженка, это точно. С красотой она перестаралась. Наверняка в истинном обличье она такая страхолюдина, что хоть беги. Люция, ты там сообщи, куда надо, насчет баронессы. Пусть твой друг примет меры. А то мало ли что…

— Хорошо, — кивнула я. — Мессер Софус обязательно будет в курсе.

— Скоро обед, — сказала Оливия. — Баронесса наверняка будет за столом. Вот и понаблюдаем за ней.

Мы пошли переодеваться к обеду, чтобы на фоне ослепительной баронессы не выглядеть совсем уж серыми мышками. Оливия, с тех пор как исцелилась, стала вместо лосин и туник надевать платья — простого приталенного силуэта, с длинным шлейфом и изящными рукавами. Ей очень шло, худенькая и отныне абсолютно стройная, она выглядела изумительно. А бритая голова, я считаю, добавляла ее образу некую пикантность. Конечно, все в замке заметили, что Оливия перестала быть калекой. Все, кроме герцога. Потому что он традиционно избегал смотреть на дочь и встречаться с ней. В последнее время он обедал в скриптории. Но сегодня за обедом предполагается гостья, так что мессер Альбино наверняка удостоит нас своим обществом.

Так оно и вышло. То есть герцог вышел к столу, холодно-вежливый и надменный, как всегда.

— Для меня большая честь, баронесса, принимать вас в своем скромном жилище…

— О, ваша светлость! — томно проворковала юная Беатриче. — Это я благодарю небеса и вас за то, что сподобилась лицезреть великого поэта современности! Ваше творчество — истинное наслаждение для ума и души!..

— Давайте сейчас не будем о моем творчестве, — довольно резко оборвал герцог баронессу. — Прошу за стол. Думается, после такой бурной прогулки вы нагуляли аппетит.

Как это ни удивительно, обед прошел практически в молчании. Баронесса, почувствовав, что ее восторги по поводу творчества герцога не находят отклика, как-то быстро сникла и принялась лопать оливье и жареных цыплят с аппетитом, который пристал бы трактирному обжоре. Ну, конечно, она переволновалась, страх за жизнь и все такое…