Принцип бумеранга

Протянув наручники прапорщику милиции, Олег сидел на корточках и недоуменно смотрел то на окровавленное лицо избитого насильника, то на милиционера, который нещадно пинал того, а теперь, степенно, как подковывая коня, надевал оковы на оголенные запястья. Задержанный клялся, всё решит, проблем ни у кого не будет, плакал и умолял, чтобы его отпустили, не оформляя вооруженное сопротивление. Но Рассказову не было жалко насильника. Нож, которым ещё мгновение назад должен был быть вспорот живот Олега, лежал у его ног, туго зашнурованных в новенькие берцы, и никому уже не был опасен.

Отдышавшись и почувствовав, что начинает замерзать, Олег прошел по следам в глубоком сугробе, поднял бронник. Вернувшись в машину, откинулся в кресле и, закурив, прикрыл отяжелевшие веки. Начинался новый день, полный всякого. И Рассказов никак не мог понять, когда в зимнем дворе собралось столько милицейского люду. И где все они были, пока он из последних сил гнал зверя? Женщины – следователь и эксперт-криминалист, закутавшись в бушлаты и шапки так, что были видны только глаза, приступили к осмотру места происшествия. Пожилой уставший участковый, обреченно уговаривал спешащего на работу прохожего, побыть понятым. Первым подоспел экипаж Андронова. Конечно, где это видано, чтобы комвзвода не принимал участие в задержании. Даже если и не принимал, все равно жена из отдела по связям с общественностью, напишет, был. К вечеру в местной газете появится статейка, как старший лейтенант милиции Андронов героически раскрыл преступление и повязал сволоту. Жалко, не судья, а то и посадил бы сразу. На пожизненное. Леха – справедливый, все знают, даже те, кто реально задерживают преступников, но в газетах о них не пишут.

Олег взглянул на водителя. Прапорщик милиции сидел за рулем и, тоже попыхивая папиросой, читал газету, не придавая значения случившемуся.

– Спасибо, – прошептал Рассказов, но шофёр не отреагировал.

Славка Киреев возвращаться в теплый салон не спешил и с интересом наблюдал за работой следственно-оперативной группы. «Нет, этот не на два дня. Он навсегда с нами. Ему это всё интересно», – тепло подумал Олег о стажёре и, открыв дверь, крикнул:

– Славка! Давай сюда! Дуба дашь!

– Короче, иду! – отозвался парень и, сунув замерзшие руки в карманы куртки, трусцой посеменил к машине. Но первыми подошли оперативники. Оставив одного задержанного в своих «Жигулях», они, не церемонясь, затолкали на заднее сидение милицейского внедорожника того, за которым гнался Рассказов.

– Олег, везите это чмо в отдел, – приказал заместитель начальника районного уголовного розыска.

Старший экипажа, молча, кивнул и пересел с переднего сидения на заднее. С другой стороны влез Киреев и зажатый между ними задержанный не шевелился. Захочет, а не сбежит. Руки в наручниках за сгорбленной спиной. С лица каплет кровь. Толи из носа, толи с губы, толи с брови. В темноте не разберёшь.

– Мы позже подъедем, потолкуем с ним, – предупредил один из оперов. – Он ещё пожалеет, собака такая, что на свет появился.

– Рапорты не забудьте, Олег, – напомнил заместитель начальника уголовки.

Рассказов, ясно представляя, что ждёт задержанного в кабинетах уголовного розыска, не ответил и захлопнул дверцу. Все верно. Никому не дозволено обижать женщин. Без них не будет рода людского. Самец кормит, охраняет, учит, но вынашивает и рожает самка. Она – начало всего. И потому можно принять доводы вора и даже убийцы. Не оправдать, но понять и так всё выставить, что прокурор запросит у суда меньший срок, чем мог. И лишь педофила да насильника понять нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Самое святое, что есть в этом Мире у нормальных мужчин – женщины и дети. Ради них он не раз за историю существования своего пола шёл на верную смерть и умирал с именем любимой на устах. Той, которая дала ему всё, а, главное, продолжение рода, веру в то, что всё было не зря и после него тоже будет, а потому и уходить из этого Мира не так страшно, и пускай совсем чуточку, но легче. И разве мужик, коли бабу уговорить не может и берет её силой?

Взглянув на оперскую и дежурную машины, где сыщики уже по раздельности опрашивали потерпевшую и второго подозреваемого, из которого будут лепить стопроцентного свидетеля, Олег с неожиданно возникшей жалостью посмотрел на того, кого ещё полчаса назад готов был растерзать. Долго будет сидеть, и бить его будут не раз. Злыдней писюкатых, как шутливо называли в обществе насильников и остальных, кто с членом своим не дружит, не любили не только среди обычных людей, но презирали и в местах не столь отдалённых. Откинется такой вот злодей и не сможет понтануться перед подростками, как сидельцы любят: «Да, вы чё, пацаны, в натуре, я же вчера с зоны. Семь лет топтал. Тюрьма – дом мой, а здесь я в гостях, бродяга по жизни, и каждый уважающий себя пацан должен быть бродягой. Не верь, не бойся, не проси».