Принцип Парето

– Он потерянный. Мечется из угла в угол в закрытой комнате и нет покоя его уставшей душе. Взгляд пустой, безжизненный, остекленелый, не живой вовсе. Но вчера, впервые за долгое время, он был другим – заинтересованным, и этот самый интерес вызвала ты. Знаешь, всё, к чему прикладывает руку Парето, в итоге погибает. Это неизбежно. Просто помни об этом.

Петровна встаёт и уходит, оставляя меня наедине с душевными терзаниями и неверием в слова. Невозможно, чтобы человек прогнил до предела, до самого дна, откуда уже не вернуться. Циничность Островского – лишь показная ширма, за которой скрывается человек, спрятанный ото всех. Погрузившись в собственные размышления, не слышу шагов и резко дёргаюсь от произнесённого знакомым голосом:

– Сделай кофе.

Не оборачиваясь, выполняю приказ дрожащими пальцами, чувствуя, что Парето следит за каждым моим движением. Я словно рыбка в аквариуме, которой некуда спрятаться, а пространство просматривается насквозь, не позволяя скрыться от любопытных глаз. Наливаю напиток в кружку, а когда поднимаю вместе с блюдцем, по кухне разносится глухое дребезжание, выдавая мою нервозность. Не поднимая головы, выставляю перед ним кофе, тут же направляясь на выход, но дорогу мне тут же преграждает Петровна.

– Приготовить Альберту Витальевичу завтрак по-английски. Без фасоли, он её терпеть не может.

И мне приходится остаться наедине с Парето, неспешно попивающим кофе и облизывающим меня взглядом. Чувствую его каждой клеточкой, которая вопит об опасности и критической близости мужчины. На автомате совершаю положенные по правилам движения, выкладывая на тарелку бекон, яйца, грибы, тосты, колбаски, масло, джем и помидоры. В дополнение чай с молоком, который так нравится Аронову. Петровна входит в тот самый момент, когда я нахожусь в шаге от желаемой свободы, собираясь покинуть кухню, и перехватывает поднос, исчезая в дверях. Мне лишь остаётся ускользнуть в противоположном направлении, избавившись, наконец, от компании Островского, но он вырастает на моём пути непроходимой преградой.

Словно провинившись, стою, опустив голову, и исследую его начищенные до блеска туфли, которые стоят целое состояние. Вновь отчётливо слышу холодное «ты свободна», брошенное невпопад, рассеянно, словно я одна из тех чаек, о которых так презрительно отзывалась вчера Виктория. И несмотря на то, что инициатива исходила от Островского, меня сковывает стыд, не позволяющий посмотреть в лицо тому, чьи ласки заставляли ночью стонать в беспамятстве.

Минута, две, пять… Бесконечное количество, вырывающее из пространства и заставляющее дрожать в полуобморочном состоянии. Тошнотворная тишина, в которой исчезает мой мысленный стон и гулкое дыхание Парето, не оставляющего надежду прочесть на моём лице всю правду, которую я неспособна скрыть.

– Самолёт через два часа, – нарушает тягостное молчание, заполняя тишину долгожданными звуками. – О дате возвращения сообщу позднее Ларисе Петровне.

– Я поняла, Константин Сергеевич.

Тяжёлый вздох и Островский уходит, и только сейчас решаюсь поднять голову, чтобы проводить взглядом широкую спину, которая под тканью тоже обезображена шрамами.

Через час, когда несколько машин выезжают с территории, Петровна даёт команду подняться в комнату Аронова. Берём всё необходимое и поднимаемся на второй. Ступаю несмело, словно нарушаю запрет, вторгаясь на запрещённую территорию. Широкий коридор второго этажа светлый, просторный. Пестрит многочисленными дверьми, одну из которых Петровна уверенно открывает, пропуская меня вперёд.

Спальня Аронова отделана в серебристых тонах и воспринимается, как сдержанная, простая и мужская. Большая кровать с мягким изголовьем застелена стальным покрывалом; множество мебели, создающей уют; массивный стол, заваленный бумагами, хотя по большей части хозяин работает в кабинете.

– На тебе гардеробная, – Петровна указывает на двустворчатую дверь.

Открываю её и застываю в дверях, потому что передо мной пространство в половину спальни, заполненное мужскими вещами. Я видела такое лишь в фильмах, всегда удивляясь, с какой целью людям такое количество вещей. Оформлена деревом – сдержанно и лаконично, создаётся ощущение, что здесь нет ничего лишнего. Всё рассортировано: костюмы, одежда спортивная и домашняя, обувь, ремни, галстуки, носки в отдельном ящике, а также часы и очки.

– Забери корзину с грязным бельём! – кричит Петровна из спальни, и я выношу тканевую корзину в спальню. – Завтра сдам в химчистку.

– А что нужно делать? – уточняю, совершенно не понимая, какого рода уборка требуется в таких помещениях.

– Разложить всё по своим местам, то есть по необходимым отделениям. Можешь открывать каждый ящик, что в следующий раз уже понимать, что где лежит.