Принцип суперпозиции

— Каким образом? — спросил советник Робертсон, всё еще не понимая, куда клонят ученые.

— Здесь можно ожидать несколько равновероятных решений, — поразмыслив, сказал Блэкфорд. — Нельзя, например, исключать, что диск служил отражателем, а возможно, и генератором каких-то лучей, которые, в свою очередь, обладают свойством удерживать на некоторое время облик попавшего в фокус человека.

— Довольно странное свойство, если учитывать, что изображения выходили с откровенно карикатурным подтекстом, а своей вычурностью лишали очевидцев способности мыслить и говорить, — усмехнулся Прайзер, передавая папку с материалами Груберу.

— Действительно. Чем вы это можете объяснить? — в тон ему спросил Робертсон.

— Факт отражения не всегда отождествляется с точным копированием. Вспомните хотя бы эффект кривого зеркала. С его помощью можно воссоздать уродцев на любой вкус и даже похлеще фантомов.

— Но почему отражались только люди? Чем вызвана такая избирательность? Фантомы являлись в среду реальную, не призрачную.

— Вот с этим действительно сложнее, — вздохнул Блэкфорд. — И в самом деле — почему?..

— А может, биополе человека связано не только с ним лично и способно каким-то образом сохраняться вне его присутствия? — неуверенно проговорил Ланке и тут же поспешил добавить: — Естественно, при соответствующих обстоятельствах.

— Простите, а это как? — удивился Прайзер.

— Видите ли, любое закодированное определенным образом поле в принципе может быть перенесено куда угодно и воспроизведено в конечной точке так, как заложено программой. Живой пример тому — обычное телевидение.

— Что-то не улавливаю связи, — хмуро сказал Робертсон.

— Связь тут может быть только условной. Но мы, не имея достаточных оснований, не вправе исключать существование каких-то сообществ клеток или устойчивых, закономерным образом упорядоченных сгустков энергетических полей, которые функционируют самостоятельно и являются полными или частичными копиями живых, а то и вовсе умерших людей.

— Как вы сказали? Умерших?

— Если копия существует независимо от оригинала, то время ее, если можно так выразиться, жизни, может быть сколь угодно большим.

Ланке был невозмутим, как японская маска, и это окончательно сбило с толку советника.

— Но вы… Вы отдаете отчет своим словам? — спросил он дрогнувшим голосом.

—Вполне!

— А последствия подобных заявлений? Вы подумали о них?

— С того момента, как появился «Объект», я передумал, пожалуй, больше, чем за всю свою жизнь.

— А что скажете вы, профессор?

Судя по всему, Блэкфорд был согласен с Ланке и не скрывал этого.

— У меня нет причин оспаривать мнение доктора Ланке, — степенно ответил он и углубился в созерцание своей бороды.

Мелвин слушал и ушам не верил. То, о чем он сам боялся думать, считал в душе профанацией, стало наконец обретать форму, дополняться пусть неожиданными, но вполне объяснимыми деталями. Сам он, наверное, не смог бы так… Но Ланке… да и Блэкфорд тоже!.. Люди, которые несколько дней назад на клочки бы разорвали любого, кто осмелился бы сказать такое… Всё перевернулось, не иначе. И не только в его сознании…

— Та-а-к, уважаемые господа ученые! — тоном, не предвещающим ничего хорошего, протянул Робертсон. — Договорились, дальше некуда! Значит, по-вашему, фантомы и привидения в известном понимании суть одно и то же?

— Ну что вы, господин советник, — сказал Блэкфорд. — Это уже крайность. А она так же вредна для дела, как и отрицание фантомов.

— И всё же ваше заключение представляется мне не совсем корректным, — отчужденно проговорил Робертсон.

— Стоит ли удивляться. Тема фантомов еще так необычна. В том числе и для нас. К ней тоже надо привыкнуть. А для этого необходимо время.

— В таком случае я не настаиваю на обсуждении этого вопроса, — отрубил Робертсон, после чего обратился к Джесси. — Вы называете этот диск радиотенью. Объясните — почему? Это действительно материальное тело или что-то другое? И потом, как оно ведет себя в других диапазонах… скажем, в оптическом?

— Абсолютно прозрачно и зрительно не выделяется…

Зазвонил один из телефонов. Рейдер безошибочно угадал аппарат. Лицо его оживилось.

— Есть новости? — спросил Робертсон.

— Да. Установлены личности тех двоих, оставшихся в очаге взрыва.

— Вот как?! — прошелестело по кабинету.

— Один из них — Джосафат Катамосто. Лицо, наиболее приближенное к Гарсии. Именно они и еще Антуан Эрнадо составляли верхушку клана. Тогда этой троице удалось бежать. В дальнейшем Эрнадо выплыл под именем Растини, а Катамосто превратился в Сьена Агуарто. Да-да, не удивляйтесь! В того самого Сьена, о котором упоминали Хаусман и Растини.

— А кто же второй? — спросил Мелвин.