Принуждение к миру

Фельдмаршал Деверелл зачитал свой приказ Вооружённым силам Королевства. Они должны немедленно прекратить боевые действия и вернуться в казармы. Части, находящиеся в соприкосновении с армией СССР и его союзниками, должны сложить оружие и сдаться. Приказ также касается и всех частей и кораблей, находящихся за пределами метрополии. Все подданные Королевства, призванные в Вооружённые силы после августа 1939 года, с сего дня считаются демобилизованными, и их командиры должны предоставить возможность демобилизованным немедленно вернуться домой.

Уф. Ну теперь посмотрим, что будет. Нет, я не надеюсь, что так уж все сразу и сдадутся. Кое-кто наверняка попробует изображать из себя несгибаемого борца с коммунизмом. Но основная часть британской армии наверняка в течение пары-тройки дней превратится в неуправляемую толпу. А с толпой мы как-нибудь разберёмся.

– Всё, товарищи офицеры, – это я к нашим, находящимся в палатке радиоузла, обращаюсь, – и господа, – это к британцам, – сворачиваемся и идём строем в карантинный госпиталь. Там уже, наверное, нас заждались.

На улице – движуха. Большой кусок территории обнесён сигнальной лентой. Выставлено оцепление в противогазах и противохимических накидках. На берегу у слипов сапёры готовятся подпалить «Каталину», на которой привезли суку-Фуллера. Две ИМР-ки пыхтят внутри периметра оцепления – роют круговую траншею. По территории и возле переделываемого под госпиталь здания гольф-клуба снуют медики в противочумных костюмах.

Идём к особняку и сдаёмся врачам. Идену и Девереллу кроме врачей ещё и охрана-конвой положен. Для меня уже кабинет подготовлен. Видимо, управляющий клубом тут раньше нелёгкую службу нёс. Даже санузел с душем при кабинете имеются. А на рабочем столе уже аппарат ВЧ-связи и обычный полевой телефон для связи со штабом Группы стоят. Сразу за мной в кабинет заходят два доктора в «скафандрах» и начинают осмотр. Сообщают между делом, что какие-либо ухудшения состояния здоровья начнутся, скорее всего, на вторые сутки после заражения. Пичкают меня лекарствами, предлагают переодеться в госпитальную пижаму, забирают мою форму и удаляются.

Так. Теперь надо Виссарионовичу доложиться. Обрадовать-огорчить. Снимаю трубку телефона и начинаю звонить в Москву. Соединение устанавливается быстро.

– Здравия желаю, товарищ Сталин.

– Здравствуйте, товарищ Брежнев.

Докладываю Верховному ситуацию. Всё как есть.

– Но если Мосли жив? Это же рано или поздно всплывёт… – замечает Верховный.

– Так это ж не я и не вы об этом заявляли. О гибели Мосли сообщил по радио его заместитель Иден, и начальник британского Генштаба это подтвердил. Вот с них и спрос будет. Но нам-то какая разница?

Жив-погиб? Главное, чтоб британская армия начала сдаваться, а с нюансами позднее разберёмся.

– Авантюрист вы, товарищ генерал. У вас там все такие?

– Никак нет, товарищ Сталин. Не авантюрист, просто смекалка и военная хитрость.

– Хорошо, будем надеяться, что ваша военная хитрость сработает. Так что вы там про сибирскую язву говорили?

Довожу до Сталина и эпидемиологическую обстановку. Командующий Группой советских войск в Британии и пять офицеров штаба Группы находятся на карантине по подозрению в заражении сибирской язвой. На карантине также находятся ещё тридцать два военнослужащих РККА и Вермахта и восемь военнопленных британцев. Врачи противочумного отряда медицинской службы Группы войск организовывают карантинные и обсервационные мероприятия и приступили к лечению заражённых.

В трубку слышу, как Сталин матерится, мешая великий и могучий с грузинским.

– Как не вовремя! Что ж вы так, товарищ Брежнев?

Вопрос риторический. В ответ бормочу, мол, – не виноватая я, он сам прилетел. Верховный обещает, что если я вздумаю помереть, то тогда он поставит вопрос об исключении меня из партии за саботаж и несоблюдение личной гигиены. Отшучиваюсь – Сибирью и язвой настоящего коммуниста не испугать, иммунитет у меня к этому.

– Иммунитет? Ну да, ну да… – задумчиво произносит Сталин и обещает прислать нам ещё дополнительно врачей и лекарств. На том и прощаемся.

Ох, блин, уж утро скоро, а я ещё не спал. Укладываюсь на стоящий в кабинете-палате диван и проваливаюсь в сон.