Принуждение к миру

Расходились по одному.

Буй-Тур запер квартиру, спустился во двор старого шестиэтажного здания, построенного сразу после войны.

Лето в этом году выдалось ненастное, с частыми дождями, хотя температура воздуха не опускалась ниже двадцати градусов. Иногда в центральные районы России приходила жара, на три-четыре дня, таяла на севере, подпираемая холодными антициклонами, и тогда в Санкт-Петербурге неделями держалась хорошая сухая погода.

Этим вечером второго июля как раз и началась такая тёплая полоса, вызвавшая оживление среди молодёжи, потянувшейся в скверы и парки, и на набережные Невы.

Буй-Тур, которому на ум пришли подобные соображения при виде пробежавшей мимо стайки девушек (его покоробило от мата, через слово употребляемого подружками), улыбнулся (и огорчился одновременно), предаваясь философскому настрою, зашагал через арку на улицу. Увидел прижавшуюся к стенке девчонку, двух парней, кивнул сам себе, признавая правильность собственной оценки действительности: жизнь брала своё, подчиняя человека зовам будущего, властно утверждая законы страсти и любви.

И вдруг ему показалось неестественным поведение парней.

Они явно не давали девчонке – лет восемнадцать, не больше (под аркой царил сумрак, однако Гордей хорошо видел в темноте) – пройти, хватая её за руки и плечи. Почему она при этом не кричала и не звала на помощь, а только пыталась оттолкнуть руки и вырваться, Гордей не понял, зато понял, что девушка в беде.

– Эй, гренадёры, – негромко сказал он, приближаясь. – Давайте-ка без рук. По-моему, она не хочет с вами беседовать.

Оба оглянулись.

Один был широк, имел пузо и руки-грабли, свисающие ниже колен.

Второй, смуглолицый, небритый, с чёлочкой, одетый в спортивные штаны и майку неопределённого цвета, на интеллигента тоже не тянул. По морде он был самый настоящий бандит, не боящийся ни бога, ни чёрта. Глаза у него были шалые и больные.

– Проходы мымо, дядя, – прохрипел он с акцентом. – Этот тёлка нам должен.

Второй заржал, показав гнилые зубы.

Гордей покачал головой, стараясь быть вежливым.

– Улыбаясь, друг мой, вы делаете свои зубы беззащитными.

– Чего?

Гордей протянул руку девушке.

– Идите сюда, мадмуазель. Я провожу вас до дому.

Девушка освободилась от руки смуглолицего и тенью перелетела арку, спряталась за спиной Буй-Тура.

Парни переглянулись, находясь в явной растерянности.

– Ты чего, мужик, офонарел?! – с угрозой пробасил пузатый амбал. – Жить надоело?!

– Жизнь – штука сложная, – сказал Гордей, по-прежнему настроенный философски. – То одним боком повернётся, то другим. Сегодня она предлагает вам мирно отправиться по домам.

– Вот козёл! Совсем ошизел! – Пузатый двинулся к нему, раскрывая объятия, словно борец на татами. Возможно, он и в самом деле был когда-то борцом.

Буй-Тур сдвинул брови.

– Это только кажется, что я козёл. На самом деле я гораздо хуже. – Он повернулся к девушке. – Пойдёмте, барышня. Где вы живёте?

– Здесь, в двенадцатом. – Глаза незнакомки расширились, она увидела движение чернявого парня. – Осторожнее, он…

Буй-Тур, не оборачиваясь, нанёс парню, вытащившему нож, короткий и точный удар в нос. Перехватил руку второго, ощущая его бычью силу, крутанулся на пятках и впечатал парня спиной в щербатую кирпичную стену арки.

Амбал приложился затылком о кирпич, хрюкнул и сполз на асфальт.

Его напарник, выронив нож, присел на корточки, взявшись за разбитый нос.

Гордей, косо глянув на обоих, сделал приглашающий жест:

– Идёмте же.

Девушка, широко раскрыв глаза, посмотрела на парней, перевела взгляд на Буй-Тура, не потерявшего своей меланхоличности, передёрнула плечиками и поспешила во двор дома, прижимая к груди сумочку и красную кожаную папочку.

Гордей последовал за ней.

– Надеюсь, они не входят в число ваших друзей?

– Нет-нет, – торопливо сказала она.

– Чего они хотели?

– Так… ничего.

– Понятно. Почему же вы не крикнули, не позвали на помощь? Испугались?

– Нет, я таких не боюсь. Боги их накажут.

– Боги? – поднял брови Гордей. – Вы верующая?

– Я почитаю славянских богов.

– Язычница, значит?

– Нет, не язычница. – Она остановилась у двери крайнего подъезда; дом был тот же самый, где группа Буй-Тура имела конспиративную квартиру, и он подивился такому совпадению. – Извините, я дошла. Благодарю за помощь.

– Как тебя зовут? – перешёл на «ты» Буй-Тур, зная, что все старые славяне не употребляли местоимение «вы».

Брови девушки изогнулись.

– Аглая. Вы… ты тоже из наших?

Буй-Тур хотел отшутиться, спросить, кого она относит к «нашим», но вместо этого сказал:

– Из ваших. Меня зовут Гордей… Миронович. В следующий раз не стесняйся, зови на помощь во весь голос. Такой отморозок, – он кивнул на арку, – мог запросто пырнуть ножом.

– Хорошо. – Девушка кивнула и скрылась за дверью подъезда.

Буй-Тур постоял немного, задумчиво склонив голову набок, потом неторопливо побрёл обратно, вспоминая лицо новой знакомой с необычным именем Аглая, её жесты, фигурку, голос. Красавицей назвать её было нельзя, но что-то в ней крылось, притягивающее взор, вызывающее желание продлить знакомство, и сердце невольно «оглядывалось», огорчённое слишком кратким визуальным контактом.