Принуждение, капитал и европейские государства. 990– 1992 гг

Крупные государства Европы всегда стремились иметь наемников в составе своих армий под командованием собственных подданных и контролируемых собственными гражданскими чиновниками. В XVIII в. высокая стоимость и политический риск широкомасштабного наемничества привели к тому, что правители все больше и больше призывали на службу собственных граждан и заменяли ими, где только можно, наемников. На ранних стадиях развития вооруженных сил посредством наемных армий правители считали, что дорого и политически опасно создавать армии из среды собственного населения; еще велика была опасность внутреннего сопротивления и бунта. Эта тенденция была остановлена войнами Французской революции и Империи, так что наемники больше не были преобладающей силой. Как заметил Карл фон Клозевиц после поражения Наполеона: «…Пока, согласно принятому взгляду на вещи, все надежды возлагали на очень ограниченные вооруженные силы в 1793 г., появилась такая сила, о которой никто не имел представления. Вдруг война стала делом народа, и притом народа, исчисляемого тридцатью миллионами, среди которого каждый считал себя гражданином государства… Через участие в войне всего народа (а не Кабинета и Армии) значение приобрела вся Нация со всем ее весом. Теперь доступные средства — те силы, которые могли быть призваны, — были беспредельны; теперь ничто не сдерживало той энергии, с какой можно было вести Войну, и соответственно беспредельно увеличилась опасность для противника» (Clausewitz, 1968 [1832]: 384–385).

Когда вся нация встала под ружье, безмерно выросли возможности государства извлекать средства на войну, но также выросли и претензии граждан к своему государству. Исключительную поддержку войны обеспечил призыв защитить свою родину, позволявший увереннее полагаться на массовое пополнение армии, конфискационное налогообложение. Но ориентация производства на нужды войны делает любое государство, как никогда раньше, уязвимым для народного сопротивления, ответственным перед требованиями народа. С этого момента фундаментально меняется характер войны, а также отношение политики, связанной с ведением войны, к гражданской политике.

При том, что в целом развитие было направлено на монетизацию (monetization) и товаризацию (commodification), исчезновение наемных вооруженных сил выглядело неожиданностью. Чего ради было государству переставать покупать солдат и матросов и заменять наемников регулярной армией на основе воинской повинности? К этому привело несколько факторов. Создание громадных вооруженных сил, имевших только контрактные обязательства перед короной, грозило их промедлением в действиях, бунтом и даже появлением соперников в борьбе за власть. Собственные же граждане под командованием представителей правящих классов часто сражались лучше, были более надежны и дешевле. Центр власти над собственным населением, которую правители получали созданием армий наемников и соответствующих структур, со временем сместился, по мере того как наемники становились дороже и опаснее сами по себе, падали и шансы эффективного сопротивления со стороны национального населения. По мере того как войны дорожали, простая стоимость ведения военных действий в том масштабе, как это было необходимо перед лицом грозных противников, стала превосходить финансовые ресурсы всех государств, кроме самых коммерциализированных. В XVIII в. громадное расширение сельскохозяйственного производства открыло новые возможности населению больших регионов, как горная Швейцария, которые до того экспортировали солдат и прислугу по всей Европе, приток наемников сократился. Французская революция и Наполеон нанесли coup de grace (смертельный удар) по системе наемничества созданием громадных, эффективных армий, главным образом за счет расширившихся территорий собственно Франции. Однако к этому времени необходимо было оплачивать и содержать даже собственную регулярную армию (раньше набранную на своей территории). С XV в. европейские государства решительно двигаются к созданию оплачиваемых вооруженных сил, содержавшихся на займы и налоги.