Приобретут весь мир

ЛАННИ вернулся обратно в Ньюкасл, чтобы вернуть заимствованную машину и попрощаться. Бэдд-Эрлинг Эйркрафт получил свою долю из тех двадцати шести тысяч самолетов, что Ф.Д.Р. позволил заказать британцам, и теперь президент Бэдд-Эрлинг Эйркрафт

был под натиском вояк, требующих расширения производства. Сын президента сравнил своего отца с младенцем, который потянулся за соской, а получил брандспойт от шланга. Все в городе находились под давлением этого шланга. Оно проявилось. Старожилы жаловались, что кончилась общественная жизнь, и на улицах было пусто. Робби больше не приходил домой на обед, а съедал в своем кабинете бутерброд и запивал его стаканом молока. Два крепких сына Робби и Эстер были похожи на пару верных ломовых лошадей, тянущих упряжку, но новые грузы шли нескончаемым потоком.

По просьбе Ланни отец подал заявление на паспорт Ланни в Европу. Соглашение с президентом Рузвельтом состояло в том, что Робби должен был обратиться к определенному должностному лицу в военном ведомстве, объяснив, что Ланни путешествует по делам Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. Военное ведомство делает запрос в Государственный департамент, и, следовательно, нет никаких оснований подозревать, что Ланни был чем-то другим, кроме сына президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт

. Паспорт должен был выписан для Португалии, Испании, Франции Виши, Швейцарии, Германии и Великобритании. В Нью-Йорке и Вашингтоне было много людей, которые заплатили бы крупные суммы за такой документ, но не смогли получить его из-за безжалостной политики правительства ограничить поездки в зоны военных действий.

Ланни ждал. Тем временем в Ньюкасле шли личные дела. Приближалось Рождество, и было слишком нехорошо уехать прямо перед праздниками! Одна из племянниц Эстер возвращалась домой из Гарвардской школы искусств, и ее тетя давала приём в её честь. Неужели у Ланни не возникло соблазна остаться на него? Мачеха Ланни, тончайший из психологических манипуляторов, не делала никаких намеков на любовь и брак. Она только сказала, что семья так мало видит Ланни и очень любит слушать его рассказы. А также, что в эти времена в Европе, как на суше, так и на море, так опасно, что стоит ли ему рисковать жизнью из-за старых мастеров или даже из-за военных самолетов?

Маргарет Ремсен было именем девушки, а они называли ее Пегги. Ланни не видел ее пару лет, и какие изменения могли произойти за это время в голове молодой женщины! Она была настоящей молодой леди Новой Англии, добросовестной и прилежной, как и любой член семьи Эстер. Также она была чрезвычайно нетерпеливой и настороженной к тому, что происходило вокруг нее. Неужели ее тетя случайно вызвала ее? Она знала все о компетентности Ланни в искусстве, а также о его компетентности в политике. Ей хотелось услышать о необычных людях, с которыми он встречался, и внимать каждому слову из его уст. Ничто не могло быть более приемлемым для мужского эго.

Ланни ушел и подумал. Здесь было еще одно искушение, еще одно эмоциональное волнение. Пегги была связана с ним только браком ее тетки, а не кровью. Он был совершенно пригоден на этот счет. Очевидно, он ей нравился. И, очевидно, он выглядел интереснее, чем кто-либо, с кем она могла встретиться в этом разросшемся речном порту на проливе Лонг-Айленд. Ланни подумал, не собирается ли она занять место Лизбет в его воображении или займёт место Лорел? Она была своего рода комбинацией двух. Она была молода, и когда-нибудь у нее будет много денег, потому что ее отец был президентом Первого Национального банка Ньюкасла, и ее дед основал это учреждение, которое занималось всеми делами Бэдд-Эрлинг Эйркрафт и значительной частью Оружейных заводов Бэдд

. У Пегги тоже были мозги, и она читала немало книг.

Ланни размышлял о влиянии на американское общество этого нового поколения молодых женщин, получивших образование, и, казалось бы, решивших подумать о себе. С его точки зрения, эти молодые люди были жертвами заговора прессы и радио, церкви и школы и политической платформы, убеждавших их, что так называемый американский образ жизни, «система свободного предпринимательства», был единственной свободной системой, совместимой с демократией. Разумеется, это означало большую свободу для Робби Бэдда, работодателя, но для массы рабочих это было давнее привычное рабство. Теперь Ланни сидел за обеденным столом своей мачехи и услышал, как Пегги Ремсен подытожила свои идеи по этому вопросу: «Мне кажется, что было бы гораздо более демократично, если бы рабочие сами создавали свои собственные рабочие места, а не дядя Робби создавал их для них всех». Ланни ничего не сказал, потому что, конечно, такие проблемы лежали за пределами компетентности искусствоведа.

II