Приоткрытая дверь

Люля молча отступила в сторону, не собираясь вступать со мной в перепалку, немного постояла, а потом развернулась и ушла к себе практически бесшумно. И все в полной темноте, не зажигая света и даже не подсвечивая себе телефоном. Это было возмутительно!

Сначала напугала, потом даже не извинилась!

Я была настолько возмущена, что даже забыла, куда собиралась. Преувеличенно тихо опять закрыла дверь в бабушкину комнату и вернулась в кровать. Бабушка так и не проснулась.

– Настька, я же просила тебя не брать мои вещи! – с ходу начала тетя Юля, едва я утром выползла в коридор.

Она на удивление рано встала и теперь металась по квартире, как самая деловая и занятая.

– Чего я у тебя брала? Почему сразу я-то? – буркнула я, собираясь скрыться от тетки в ванной.

Еще этот осадок неприятный после сна. И кстати, она же меня еще напугала ночью!

– Ну а кто? Санда? Бабушка? – Люля преградила мне дорогу, заодно вовлекая всю семью в скандал. – Юбку мою, которую примеряла тогда. Еще забрать у меня хотела. Ну, где она? Я не разрешала забирать! В чем я, по-твоему, пойду теперь? Тебе что, нечего в школу надеть, кроме моих вещей?

– Да не ношу я в школу юбки! Тем более твои! – окончательно проснувшись, возмутилась я.

– Ну и где она тогда?

– Да откуда я знаю!

Я раздраженно захлопнула за собой дверь в ванную. Даже включив воду, я слышала, как тетя Юля требует вернуть ей проклятую пропавшую юбку.

Но, надо сказать, так нервно на теткины обвинения отреагировала только я. Мама, например, только удивленно посмеялась: «Да вы сговорились, что ли? У одного галстук из-под носа уползает, у другой – кольцо, у третьей юбка улетучивается. Хорошо еще дома, а не на улице. Следите уже за своими вещичками!»

Да, кстати! Пока Люля металась в поисках юбки, я опять, который раз уже, обшарила ванную. Мое любимое колечко так и не нашлось…

А когда я вышла из своего убежища, поиски уже прекратились и Люля пролетела мимо меня, возмущенно фыркая, одетая в джинсы. И входной дверью хлопнула так, будто мы все виноваты.

Папа с мамой стояли на пороге комнаты, задрав головы к потолку. Я хотела спросить, что там такого интересного, когда сама поняла причину.

Люстра опять вертелась. Медленно, так же степенно, как до этого много лет висела, не шелохнувшись.

– Да что же это такое? – начал бушевать папа. – Только пропеллера нам не хватало!

– Как бы она не грохнулась… – озабоченно вторила ему мама. – Вдруг провод перетрется?

Только папа повернулся, чтобы идти за стремянкой, как люстра, словно в насмешку, замерла, будто ничего и не было.

– Она уже не первый раз так, – решила сообщить я. Папа нахмурился и принес-таки стремянку.

– Все в порядке с проводами. – Он попытался подтолкнуть люстру, чтобы она начала крутиться, но она только покачнулась и снова замерла.

Пришла бабушка, встала в дверях, сложив на груди руки, и долго смотрела на вертлявый светильник. Потом укоряющим тоном, будто мы были в чем-то виноваты, сообщила, что они с дедушкой получили эту массивную антикварную красавицу в подарок от дедушкиной родни. Она очень старинная, может быть, даже революцию видела. Или нет. И никогда, за все время своей службы, их не подводила.

Поскольку историю люстры мы уже неоднократно слышали, то деликатно промолчали. Бывало, что бабушка рассказывала одни и те же истории из своей жизни одними и теми же словами и очень удивлялась и обижалась, если ей на это указывали. Мама иногда раздражалась, но чаще мы просто молчали и слушали, чтобы бабушку не обидеть.

На этот же раз к уже знакомой истории бабушка добавила что-то новое:

– Андрей Васильевич, помнится, рассказывал, что у него на старой квартире тоже лампа ни с того ни с сего крутилась. И как-то был у них в гостях его друг-художник, заметил это и сказал: «Эк у вас черти лампу крутят! Почистить надо квартиру!»

– Да, сделать уборку никогда не лишне. Особенно у него, насколько я помню, – оборвала бабушку мама.

Та встрепенулась, как боевой конь при звуках трубы:

– Перестань, Санда, ты отлично поняла, что речь об освящении квартиры!

– Мам, Андрей Васильевич алкоголик, и друзья у него всегда были такие же. Мало ли что им мерещилось! – с укоризной заметила мама. – У них там, может, в каждом углу черти чего-то там крутили!

Но бабушка стояла на своем:

– Он тогда еще не пил! И почему если художник, то обязательно сразу пьяница? Этот его друг, кстати, потом в монастырь ушел!

В молодости у бабушки был роман с одним известным художником. Не знаю, почему уж, но мама всегда над этим фактом подтрунивала, выводя свою мать из себя. Так что на любые замечания о художниках бабушка реагировала очень нервно.

Мама со вздохом закатила глаза, показывая, что спорить бесполезно. Бабушка еще больше вспылила. Папа только усмехался, устроившись в уголке с планшетом. В общем, все остались при своем мнении.

– Бабушка, а как он их видел, этот художник? Ну, чертей? – тихонько оттаскивая бабушку в коридор подальше от стычки, поинтересовалась я.

Она сначала грозно глянула на меня, но, убедившись, что я не собираюсь прикалываться, тоже тихо ответила: