Пенное облако, давно стывшее в жидком подсинённом небе, рассосалось... Разгорелось холодным сверкающим костром солнце. Заиграл, заискрился волнистый наст, порозовела только что голубоватая дорога. Синеватая крыша над головой приподнялась, и тихо-тихо, серебряно-серебряно тенькнул невидимой стрункой морозец. Звук этот, нарастая, разбудил взбалмошную сороку. Она недовольно закрутила хвостом, открыла один глаз, другой, негодующе восстрекотала. Мороз заиграл на всех струнах, заполнил звоном своим всю необъятную, только что дремавшую будто бы в ребячьем неведенье землю...
- Добро, – прислушиваясь к восходящим ввысь голосам, щурясь от грозного торжествующего света, заполоводившего всё вокруг, пробормотал Гордей. – Добро...
Совсем рядом пушечным снарядом взорвался косач, сбил крылом снег с веток, вспугнул векшу, выронившую ещё одну недогрызенную шишку, и, поднявшись над лесом, послал своим сородичам и всему миру утренний привет.
Заярье дымилось поздними дымами, скрипело, кашляло, материлось, чихало, пахло варевом и печёным хлебом.
Глухо трубили коровы. Весело пророчили петухи.
У колодцев звенели вёдра.
Рокотал под ногами блескучий снег.
Добро.