— Подожди, — затрясла она головой, отказываясь верить услышанному. — Билл, твой брат-близнец Том в реанимации с воспалением легких. Это, вообще-то, смертельная болезнь. И он там уже пять дней. И, судя по виду Йоста, они его только-только откачали…
— Он в надежных руках.
— Билл, ты просто обязан поехать к Тому. Если бы мой брат сломал, к примеру, ногу и его жизни ничего не угрожало, я бы все равно немедленно кинулась к нему.
— Хорошо, что у тебя нет брата.
Адель вспыхнула. В глазах блеснула злость.
— Я не понимаю, как ты можешь так говорить?
— А я не понимаю, что ты ко мне привязалась? Я сказал — нет, значит, нет!
— Дьявол! Действительно, хорошо, что у меня нет такого брата, как ты. Потому что, если бы мой брат не приехал ко мне, он был бы законченным идиотом. В таких ситуациях нормальные люди готовы наступать себе на горло. Ты должен…
— Очень рад за твоего гениального фантомного брата, — перебил он. — Но я никому ничего не должен.
— Билл, чтобы между вами не произошло, твой брат сейчас нуждается в тебе. Он ждет тебя, понимаешь? Только тебя.
Билл молча царапал вилкой тарелку, нервируя девушку отвратительнейшим звуком.
Она задумалась, опять затрясла головой, нервно теребя пальцами мочку.
— Пять дней назад… Ты здесь уже шесть дней? Ты сказал, что он температурил после тура, простыл… И на следующий день Тома увозят в реанимацию? Ты бросил его одного и больного? — она смотрела на него, как на призрака — с суеверным ужасом.
—Я не бросал. Я спросил у Тома, хочет ли он, чтобы я остался. Он сказал, чтобы я проваливал. Я вызвал ему врача. Тот сказал, что это простуда, ничего серьезно… Ты понимаешь, они за неделю мне не позвонили! Никто! Им Том запретил. Он не хочет меня видеть. Я никуда не поеду. Всё. Хотели избавиться от меня? У них это отлично получилось. У меня больше нет брата!
— Ты — дурак… — произнесла тихо и расстроено. Глаза большие и влажные. Нос покраснел. — Ты можешь обижаться на Дэвида, на Георга, на Густава, на всех… Можешь… Но Том тут ни при чем, и ты должен это понимать. Том тебе никак позвонить не мог по состоянию здоровья. Ты должен лететь к нему и держать за руку, пока ему не станет лучше. Когда я звонила в тот вечер, ты уже тогда должен был напрячься, понять, что что-то не так…
— Я никому ничего не должен, — чеканя каждую букву, прорычал он и со всей силы стукнул вилкой по тарелке, разбивая ее. Швырнул погнувшийся столовый предмет на стол, опрокидывая стакан с соком, встал и вышел из столовой.
Он лежал в спальне и ни о чем не думал. Просто повернулся носом к стене, поджав ноги. В животе собирался комок обиды. Ему ничего не сказали. Никто не позвонил и ничего ему не сказал. Родной брат пять дней в реанимации, а ему никто ничего не сказал. Он обо всем узнал из телевизора мало того, что последним, так еще и совершенно случайно. Отлично! Том настолько его ненавидит, что даже запретил сообщать о больнице. Прекрасно! Великолепно! Если они наивно полагают, что смогут его еще как-то унизить, то глубоко ошибаются — хрен вам всем! Не захотели говорить? Не надо. Билл не доставит вам такого удовольствия — вытереть о себя ноги! Он не приедет. Не будет унижаться и умолять, чтобы пустили в палату. И пусть чертов Йост продолжает врать дальше! Это теперь их проблемы!
Краем уха Билл услышал, что в комнату вошла Адель и начала собираться.
Он зажмурился и закусил губу — уходит. И она его бросает. Да, иди. Брат ушел — променял его на какого-то аристократического педрилу. Друзья предали — за неделю ни разу не позвонили. Дэвид… Без комментариев. Иди и ты, Адель. Оставь. Брось. Он как-нибудь один выкарабкается. Может быть… Хлопнула дверь… Когда-нибудь… Один…