Я понимала, что произносимые ею слова она, вероятно, когда-то слышала от другого человека. Я понимала, что, если спрошу, откуда она знает мою мать, она ударит меня еще раз, а потом еще, и я могу и не встать.
– Я ожидаю ответа, когда обращаюсь к тебе, Кэсси. Ты же не в сарае выросла.
– Я понимаю, – произнесла я, отмечая, какие слова она выбирает, как в ее голосе проявляется почти материнская интонация. Я предполагала, что субъект – мужчина и за убийствами женщин скрывалась сексуальная мотивация. Но агент Лок сама научила меня, что, изменив одно предположение, можно изменить все.
Она буквально сказала мне, что она – этот субъект, но это осталось незамеченным мною, потому что я доверяла ей, потому что, если мотивация субъекта не сексуальная, если он не убивал снова и снова свою жену, мать или девушку, которая его отвергла, если он – это она, тогда…
– Ладно, подруга, продолжим это шоу. – Лок звучала так похоже на себя, так обыденно, что легко было забыть, что она держит в руке пистолет. – У меня для тебя есть подарок. Я за ним схожу. Если шевельнешься, пока меня нет, если хоть моргнешь, я всажу пулю тебе в колено, изобью до полусмерти, а потом всажу второй патрон в башку твоего возлюбленного.
Она показала на Дина. Он был без сознания, но жив. А Майкл…
Я не могла даже посмотреть на Майкла, который распластался на полу.
– Я не пошевелюсь.
Ее не было всего несколько секунд. Я сделала шажок к пистолету, который выронил Майкл, и застыла, потому что знала, что она говорит правду: она убьет Дина и ранит меня.
Тут Лок вернулась, и не одна.
– Пожалуйста, не убивайте меня. Пожалуйста! У папы есть деньги. Он даст вам все, что хотите, только не надо…
Я не сразу поняла, что это Женевьева Риджертон. Шея и плечи покрыты жуткими порезами. Лицо опухло, так что ее не узнать, а в волосах засохла кровь. Кожа вокруг рта была розовой, словно с нее только что отодрали полоску клейкой ленты. Женевьева издала мяукающий звук, что-то среднее между бульканьем и стоном.
– Я тебе как-то раз уже говорила, – произнесла агент Лок, держа в руке нож и улыбаясь все шире, – что у меня только один прирожденный талант.
Я попыталась вспомнить этот разговор, один из первых наших диалогов, она тогда озорно улыбалась. Я решила, что она имеет в виду секс, но беспомощное, безнадежное выражение глаз Женевьевы оставляло мало возможностей сомневаться, в чем заключался так называемый дар Лок: пытки, увечья, смерть – она считала себя прирожденным убийцей и ждала, что я что-ни-будь скажу. Ждала, что я сделаю комплимент ее работе.
– В первый день, когда мы встретились, – заговорила я, надеясь, что выгляжу достаточно искренне, достаточно невинно, чтобы доставить ей удовольствие, – когда вы сказали, что у вас прирожденный талант только к одной вещи, вы упомянули, что не сможете рассказать о ней, пока мне не исполнится двадцать один.
Лок, похоже, искренне обрадовалась, что я помню.
– Тогда я еще не знала тебя как следует, – произнесла она. – Еще не поняла, насколько ты на меня похожа. Я знала, что ты дочь Лорелеи. Разумеется, я знала! Именно я обратила внимание системы на тебя. Я подсунула тебя Бриггсу, привела сюда, потому что ты дочь Лорелеи, но как только я начала работать с тобой… – В ее глазах зажглось странное сияние, как у смущенной невесты или беременной, когда счастье светится внутри и переливается через край. – Ты моя, Кэсси. Твое место рядом со мной. Я думала, что смогу дождаться, пока ты станешь старше и будешь готова, но ты готова
Она грубо толкнула Женевьеву, заставляя ее опуститься на колени. Девушка рухнула на пол, дрожа всем телом, в воздухе остро ощущался запах ее страха. Лок увидела, что я смотрю на Женевьеву, и улыбнулась.
– Я припасла ее для тебя.
По-прежнему держа пистолет в правой руке, Лок протянула нож, держа его в левой, рукоятью вперед. В ее глазах читались надежда, уязвимость,
Лок не хотела убивать меня или, может, хотела, но больше хотела другого – чтобы я взяла нож и перерезала горло Женевьеве. Хотела, чтобы я стала ее ученицей и в этом тоже.
– Возьми нож!
Я взяла нож. Покосилась на пистолет в ее руках, она по-прежнему целилась мне в лоб.