Пришелец из Нарбонны

— Да-да, просто диву даешься, — закивал Иаков Иссерлейн. — У церкви хлопот полон рот! Снаружи ее терзает ересь, внутри христианская вера гибнет от блуда епископов и распущенности монахов, а они видят в евреях самую большую опасность. Вся надежда в Боге, что сие средоточие зла и вероломства скоро бесследно исчезнет с лица земли. Вот тогда мы спокойно вздохнем. Есть и другое упование — Турция. Евреи обучают турок воинскому ремеслу, делают для них оружие, какого нет у христианских воинов. Грядет война, страшней которой не было со времен Римской империи.

— А что евреи? Идут в турецкую рать или же состоят в специальных легионах, под водительством иудеев? — спросил Эли.

— Пока нет. Но это мысль! — Иаков Иссерлейн приложил ко лбу палец.

— Да, — дон Энрике вздохнул. — А доньи Клары все еще нет. Надо было с ней пойти.

— Давайте я пойду, — предложил Альваро.

Энрике покачал головой.

— Кто угодно, только не ты.

Наступило молчание.

— О, du Allmächtiger![32] — лейб-медик турецкого султана воздел руки к небесам. — Мне вспоминается наша последняя ночь в Ратисбоне. Отец закутал меня в шаль, и мы бежали из Германии. Друзья мои дорогие! Братья! Едемте со мной в Турцию. Султан Баязет будет вам очень рад. Встретит, как своих друзей.

— Это мне-то бежать в Турцию? — воскликнул дон Энрике.

— А почему бы и нет? Турция ничем не хуже Кастилии. Вас там будут уважать, дела пойдут хорошо. Ну а прежде всего, мир, тишина и безопасность. Баязет издал указ, дабы подданные его на границе с Европой помогали еврейским беженцам.

Энрике безмолвствовал.

— Что вы теряете? — Иаков Иссерлейн простер руки. — С этой миссией я и прибыл от султана. Прошу вас, едемте. Чего вам жаль? Этих дряхлеющих полей лаванды и розмарина? Нагромождения обожженных солнцем камней? Я оставил благословенный край — немецкие горы, иссиня-черные, поросшие лесами. А тут что? Земля выжжена, ни стебелька. Люди обитают в глинобитных норах, вместо одежды на них лохмотья. Голодранцами ходят не только нищие. Я встречал идальго в дырявых шляпах, изношенных плащах. Пищей им служат коренья, чеснок да лепешки, испеченные в глине. Но зато — надменные, презирающие всяческий труд люди. Самый захудалый башмачник и самый последний цирюльник мнит, себя грандом, а сам беспрерывно чешется сквозь лохмотья. Этого вам жаль?

— Господин лейб-медик весьма неблагосклонно отзывается о моем крае, — дон Энрике покачал головой. — Не забывайте, сколько ученых мужей, раввинов, знаменитых эскулапов, философов, астрономов и поэтов взрастила эта земля.

— Но этому пришел конец! — воскликнул Иаков Иссерлейн.

Дон Энрике, прохаживавшийся по трапезной, заложив руки за спину, внезапно остановился:

— Разве можно жить на чужбине? Вырви дерево с корнями — ни на какой земле оно не даст ростков. Раввин Гуна[33] любил повторять: «Да будет Вавилон нашей Землею Обетованной». Вот и я…

— Однако прах свой наказал предать земле Иудейской, — прервал его Иаков Иссерлейн.

— Вот и я говорю: да будет сия земля обетованной, — закончил дон Энрике.

— И я тоже, — присоединился к дону Энрике юный Альваро ибн Чикателья.

— Лобызаете руку, карающую вас смертью. — Иаков Иссерлейн приложил пальцы к вискам.

— Неправда, — выкрикнул дон Энрике. — Тебе не все известно, господин эскулап!

— Нет для вас другого спасения. Только бегство, пока еще не поздно! — кричал, перебивая дона Энрике, лейб-медик турецкого султана.

— Думаю, выход есть, — спокойно отозвался Эли. — Для вас, в этой стране, в этом баррио.

— В этом баррио? Как в Сарагоссе? — заинтересовался Энрике.

Эли молчал.

— Я читаю его мысли, — дон Энрике опустил голову. — Педро Арбуэс[34], убитый заговорщиками. Не так ли?

Эли ничего не ответил.

— Я сразу догадался… Это у него на лице написано. Явление архангела на коне. Пришествие издалека. Это чувствуется в каждом невысказанном слове, — дон Энрике закрыл глаза.

— Будто мне это не известно! Есть бесстрашие зелота[35] Бар-Гиоры[36], но есть тихая дерзновенность раввина Акибы[37]

. Отвага Бар-Гиоры исчезла, как вспышка молнии, а раввин Акиба своими речами уберег искру, защитил дух. Дух сохранился. И сегодня нужно поддержать эту искру там, где она может погаснуть. Среди новокрещеных. Вот почему мы здесь, и останемся здесь.

Наступило молчание.

Энрике вновь заходил по трапезной. Иаков Иссерлейн принялся было читать книгу, лежавшую на столе возле стула раввина, но тотчас отложил ее. Эли и Альваро стояли рядом.

— А раввина дона Бальтазара все нет, — сказал Альваро. — Надо было пойти с доньей Кларой.

— Значит, надо было пойти, — сказал Эли и, подумав, добавил: — Может, и мне надо было пойти.

Неожиданно дон Энрике остановился возле него:

— Инквизитора Арбуэса крамольники убили на пороге церкви. Заговор увенчался успехом. Ну и что из этого? Убиенный инквизитор принял мученический венец, а тысячи выкрестов принуждены были покинуть родные места. Помнишь ли ты об этом, юноша? Слышал ли ты об этом?

— Да, слышал.

— Вы все о заговоре, — вмешался лейб-медик Иаков Иссерлейн. — Ни один заговор до сих пор добром не кончился.