Утром его разбудил знакомый гул раздвигаемой крыши. Теплый утренний воздух обещал жаркий день. Кирилл в одних плавках пробежался несколько раз вокруг флигеля, потом с гремящим бидоном добежал до колодца, поднял полное ведро холодной воды, наполнил бидон, остальную воду вылил на себя. Еле удержался от невольного вскрика: оказалось — это так холодно. Передернув плечами, он снова бросил ведро в колодец, снова прокрутил ворот и, затаив дыхание, снова опрокинул на себя ледяной поток.
— Ух, хорошо! — не удержался он и, подхватив бидон, зашлепал к флигелю, оставляя на дорожке мокрые следы босых ног. Никаких сегодня походов, решил Кирилл, никаких разговоров. Только завтрак, обед и ужин. И работа, работа, работа! Прикую себя к столу, к печатной машинке. Даже на постели валяться не буду.
Вода с шумом влилась в рукомойник, оставшуюся Кирилл выпил прямо из бидона, не боясь, что некипяченая. Несмотря на обливание у колодца, умылся под рукомойником, обтерся полотенцем и принялся одеваться. Потрогал себя за подбородок, провел ладонью по щеке. Нет, щетина еще не наросла: сегодня можно не бриться. Глядясь в карманное зеркальце, причесался. До завтрака была еще масса времени. Чтобы его скоротать, Кирилл, вопреки собственному обещанию, прилег на кровати, чтобы лучше размышлялось… Он чуть было не проспал: даже не заметил, как уснул…
Быстрым шагом подойдя к общему столу, он поздоровался со всеми присутствующими и сел на свое место. На приветствие ему все ответили одновременно, но каждый на свой лад. Получив порцию каши, Кирилл принялся за еду. Настроение было замечательным. И то, что за столом сидели молча, даже начинало нравиться…
Александра Владимировна, собрав опустевшие тарелки, стала разливать чай. Все происходило точно так же, как и вчера, и позавчера, и, наверное, в те дни, когда Кирилл еще сидел в городе, в раскаленной квартире, и не подозревал о существовании этого необычного дома со стеклянной крышей, этих людей и вообще — этого мира, живущего по своим, не совсем понятным, правилам.
Со стороны озера налетел неожиданный порыв ветра; Анжела схватилась обеими руками за огромные поля соломенной шляпы, Александра Владимировна прижала белую панаму ладонью к макушке. О своей зеленой панамке не побеспокоилась только Катя: она сосредоточенно вылавливала ложечкой из вишневого варенья ягоды и опускала их в чай. Борис Борисыч растопыренной пятерней поправил растрепавшиеся волосы, негромко кашлянул в кулак и продолжил чаепитие. Внутри самовара что-то негромко заворчало, засипело, из короткой трубы потянулся сизый дымок.
— А сегодня не так жарко, как вчера в это же время, — ни к кому особенно не обращаясь, сказал Кирилл.
— Это хорошо? — спросила Катя.
— Это замечательно! — Кирилл придвинул к себе вазочку с вареньем. — Может, жара, наконец-то, стала спадать?
— Ладно, — как-то невпопад сказала Катя и принялась гонять ложечкой ягоды в своем чае.
После завтрака Кирилл, пожелав всем удачного дня, чуть ли не бегом отправился во флигель. Он оставил открытой входную дверь, стащил с себя рубашку и бросил ее на кровать. Потом уселся за стол и в который уже раз решительно придвинул к себе пишущую машинку. И в который уже раз на него вновь нашло оцепенение. Но теперь он был готов к этому. Криво усмехнувшись, Кирилл сложил руки на столе и стал смотреть через окно. Он попытался не напрягать свой мозг, а, наоборот, отвлечься, чтобы мысли потекли спокойным, свободным потоком. Стараясь остаться беспристрастным наблюдателем на берегу этого потока, он всматривался в его темные воды в надежде открыть путь, по которому поведет героев своего произведения. Так прошло около часа. У Кирилла затекла шея, заныла спина. Выйдя на порог флигеля, он с хрустом потянулся. Затем вновь вернулся в комнату, за стол, и принялся гипнотизировать пишущую машинку.
«Может, тебя и впрямь надо покормить? — подумал Кирилл. — Наш Вадик пытался это делать, но ему не помогло. А мне?»
Он слегка повернул голову, покосился на кровать: хотелось прилечь и закрыть глаза. Нет уж! Работать так работать! Хотя, глядя со стороны, какая это работа? Сидит себе человек, даже не шевельнется. Лодырь — одним словом. А что там у этого человека в душе творится, никому не интересно. Да и творится ли там вообще что-нибудь?
Кирилл представил, как его пальцы деревенеют, становятся темными, узловатыми корнями врастают в стол, кожа превращается в шершавую кору, все тело охватывает немота… Нет, пожалуй, так ничего не высидишь. Он сплел пальцы, выкрутив от себя ладони, хрустнул суставами, со вздохом поднялся из-за стола. Надо размышлять на ходу. Появится идея — уже не пропадет; напечатать всегда успеем. Да и жара вновь начинает разливаться по комнате.
Он потянул с кровати рубашку, но замер, потому что…