Пришествие Краснобрыжего

Самое главное достоинство цитированных строк — в непринуждённой и непривычной для ушей рутинёров откровенности, с какой автор даёт понять читателям, что он прежде никогда не слыхал о братьях Стругацких и не читал ни одной их книги. Какими скупыми средствами достигается этот смелый эффект! Всего несколько слов: «Две фантастические повести „настрогали“ и братья…» — и становится совершенно ясно, что воображению автора рисуются не то что известные писатели, авторы многих книг, получивших (как и повести, о которых идёт речь) высокую оценку в советской печати и переведённых на различные языки мира, а просто какие-то ловкие аферисты, мелкие жулики, вроде детей лейтенанта Шмидта.

Так и представляешь себе Ивана Краснобрыжего (всё-таки очень жаль, что нет в «Журналисте» его портрета!) стоящим в недоумении перед прилавком. Так и видишь, как растерянно вертит он в руках эту «двуликую книгу», которую продавщица настойчиво пытается ему всучить. Что уж теперь, после статьи Ивана Краснобрыжего скрывать: всякое бывает и в книжной торговле…

Можно часами говорить об этом удивительном абзаце, но ведь надо дать тем, кто ещё не достал мартовского номера журнала, хотя бы беглый отчёт о содержании статьи.

«Редактировала книгу Б. Клюева, оформлял художник Г. Перкель, а предисловие написал Р. Подольный».

Сколько такта! Вот пример следования традиции — но традиции хорошей, новой, лишь недавно введённой журналом «Журналист». Как это важно — привлечь внимание читателя к работе тех, о ком так незаслуженно мало пишет критика. А ведь именно люди эти скромных профессий — редакторы, художники — в первую очередь должны понести материальную ответственность за выпуск столь ужасных книг…

«Своих героев братья Стругацкие пытаются укрыть территориально (?! — С.Л.?! — С.Л.) древнегреческими именами, лишили их принадлежности хотя бы к какому-либо (что за слог! — С.Л.) племени, не говоря уже о нации (?!! — С.Л.). На первых страницах повести им это кое-как удавалось, но дальше… Хвост вытянут (?! — С.Л.

) — нос увязнет, нос вытянут (!? — С.Л.) — хвост прилипнет (??! — С.Л.)».

До чего сноровисто — и откуда что берётся? — подготавливает юный критик читателя к разоблачению тайных намерений братьев Стругацких! В самом деле, о каком-таком «безымянном государстве» идёт речь в повести «Второе нашествие марсиан»? Сейчас мы это выясним. Наш вундеркинд не навязывает своего мнения, о нет! Продуманной системой доказательств он загоняет читателя в угол, прижимает его к стене неопровержимыми уликами. Можно ли, например, считать случайностью, что повесть написана русским языком?

«В повести… проиллюстрированной двуликими и трёхликими (! — С.Л.) портретами героев, вся нечисть (

! — С.Л.) выражается пословицами (!! — С.Л.): „Не наводи тень на ясный день“, „Лес рубят — щепки летят“, кур называют „пеструшками“, ходят „утицей“, курят сигареты „Астру“ (это очень важная улика, обидно только, что с падежами такая путаница — С.Л.), анекдоты у них „солёные“…»

Казалось бы, всё ясно. Но добросовестность молодого исследователя не позволяет ему удовольствоваться сделанным. У него припасено решающее доказательство:

«Всякая человеческая нечисть (вполне извинительный повтор, правда, этот приём используется слишком часто — С.Л.) в трактирах „дует первач-синюховку“…»

Вот теперь уже всякие сомнения развеяны, теперь, наконец, Иван Краснобрыжий может быть уверен, что читатель понял, о каком именно «племени, не говоря уж о нации», ведёт он речь…

Читать и перечитывать Ивана Краснобрыжего — громадное удовольствие. К сожалению, обо всём не расскажешь. Можно только посоветовать желающим как можно скорее раздобыть журнал, в котором дебютирует столь многообещающий автор. Я представляю, в какой восторг придёт читатель, когда он убедится, что, например, лексика статьи ещё богаче, чем логика и грамматика! Пренебрегая нудными и чужеродными терминами — такими, скажем, как «сатира» (а это ведь тоже надо уметь — рассуждение-то ведётся о сатирической повести), автор зато налегает на великий и свободный доселе русский язык. Одни только эпитеты чего стоят: «патриоты-алкоголики», «шельмец», «плешивый старикашка», «дрянь», «старый прелюбодей», «алкоэкземопечёночник»!!!

А глаголы? Нет, никак нельзя не сказать о глаголах. «Бедолажиться», например, или «околпачивать» в смысле «выколачивать» («можно околпачивать на семьдесят-восемьдесят процентов больше!»)… Нет, никак не рассказать обо всём!

Да разве только в глубине мысли и в самобытности слога заключаются достоинства краснобрыжевского шедевра?