«Граждане, послушайте меня...»
·
Эх, солдат на фоне бочкотары,
я такой же — только без гитары...
Через реки, горы и моря
я бреду и руки простираю
и, уже охрипший, повторяю:
«Граждане, послушайте меня...»
111
Страшно, если слушать не желают.
Страшно, если слушать начинают.
Вдруг вся песня в целом-то мелка,
вдруг в ней все ничтожно будет, кроме
этого мучительною, с кровью:
«Граждане, послушайте меня...»?!
1903
г
ВАЛЬС НА ПАЛУБЕ
Спят на борту грузовики,
спят краны.
На палубе танцуют вальс
бахилы,кеды.
Все на Камчатку едут з д е с ь -
в крайкрайний.
Никто не спросит: «Вы куда?»
Лишь:«Кем вы?»
Вот пожилой мерзлотовед.
Вот парни —
торговый флот! Танцуют лихо —
есть опыт.
На их рубашках Сингапур,
ПЛЯЖ,
пальмы,
а въелись в кожу рук металл,
соль, копоть.
От музыки и от воды
плеск, звоны.
Танцуют музыка п ночь
Другс другом.
119
И тихо кружится корабль —
мы,
звезлы,
и кружится весь океан
круг за кругом.
Туманен вальс, туманна ночь,
путь дымчат.
С зубным врачом танцует
кок Вася.
И Надя с Мартой из буфета
чуть дышат —
и очень хочется, как всем,
имвальса.
Я тоже, тоже человек,
и мне надо, что надо всем.
Быть одному
мне мало.
Но не сердитесь на меня
вы,Н а д я,
и не сердитесь на меня
вы,Марта.
Д а, я стою, но я танцую]
Я в роли . '
довольно странной — правда, я
в ней часто,
и на плече моем р у к и'
нет вроде,
и на плече моем рука
есть чья-то.
Ты далеко, но разве это
так важно?
113
Девчата смотрят. Улыбнусь'
имбегло.
Стою— н все-таки иду
под плеск вальса.
С тобой иду, и каждый вальс
твой, Белла.
С тобой я м а л о танцевал
и лишь выпив.
И получалось-то у нас —
так, слабо.
Но лишь тебя на этот вальс
явыбрал.
Как горько танцевать с тобой,
как сладко.
Курилы за бортом плывут.
В их складках
снег вечный.
А там в Москве — зеленый па
пруд, лодка.
С тобой катается мой друг,
друг верный.
Он грустно и красиво врет.
Врет ловко.
Он заикается умело.
Онмолит.
Он так богато врет тебе
и так бедно.
И ты не знаешь, что вдали,
там,
в море,
с т о б о й' т а н ц у ю я сейчас
вальс,
Белла.
1958
111
Со мною вот что происходит! л
ко мне мой старый друг не ходит,
а ходят в праздной суете
разнообразные не те.
И он
не с теми ходит где-то
и тоже понимает это,
и наш раздор необъясним,
и оба мучаемся с ним.
Со мною вот что происходит;
совсем не та ко мне приходит,
мне руки на плечи кладет
и у другой меня крадет.
А той —
скажите, бога ради,
кому па плечи руки класть?
Та,
у которой я украден,
в отместку тоже станет красть.
Не сразу этим же ответит,
а будет жить с собой в борьбе
и неосознанно наметит
кого-то дальнего себе.
О, сколько
нервныхи недужных,
ненужных связей,дружб ненужных!
Во мне уже осатанённость!
О, кто-нибудь
приди, нарушь
чужих людей соединенность
и разобщенность
близких душ!
1У57
115
Д В А ГОРОДА
Я, как поезд, что мечется столько уж лет
между городом Даи городом Нет.
Мои нервы натянуты, как провода,
между городом Нет и городом Д а.
Все мертво, все запугано в городе Нет.
Он похож на обитый тоской кабинет.
По утрам натирают в нем желчью паркет.
В нем диваны — из фальши, в нем стены — из бед
В нем глядит подозрительно каждый портрет.
В нем насупился замкнуто каждый предмет.
Черта с два здесь получишь ты добрый совет, '
или, скажем, привет, или белый букет.
Пишмашинки стучат под копирку ответ:
«Нет-нет-нет... Нет-иет-нет... Нет-пет-нет...»
А когда совершенно погасится свет,
начинают в нем призраки мрачный балет.
Черта с два —
хоть подохни —
получишь билет,
чтоб уехать из черного города Нет...
Ну, а в городе Да — жизнь, как песня дрозда.
Этот город без стен, он — подобье гнезда.
С неба просится в руки любая звезда.
Просят губы любые твоих без стыда,
бормоча еле слышно: «А, все ерунда...» —
и, мыча, молоко предлагают стада,
и ни в ком подозрения нет ни следа,
и куда ты захочешь, мгновенно туда
унесут поезда, самолеты, суда,
и, журча, как года, чуть лепечет вода:
«Да-да-да... Да-да-да... Да-да-да...»
Только скучно, по правде сказать, иногда*
что дается мне столько почти без труда
в разноцветно светящемся городе Да...
Пусть уж лучше мечусь до конца моих лет
Мб
между городом Да
и городом Нет!
Пусть уж нервы натянуты,
как провода,
между городом Нет и городом Д а!
1904
Когда взошло твое лицо
над жизнью скомканной моею,
вначале понял я лишь то,
как скудно все, что я имею.
Но рощи, реки и моря
оно особо осветило
и в краски мира посвятило
непосвященного меня.
Я так боюсь, я так боюсь
Конца нежданного восхода,
конца открытий, слез, восторга,
но с этим страхом не борюсь.
Я понимаю — этот страх
и есть любовь, его лелею,
хотя лелеять не умею,
своей любви небрежный с т р а ж..
Я страхом этим взят в кольцо.
Мгновенья эти — знаю — кратки,
и для меня исчезнут краски,
когда зайдет твое ЛИЦО...
1960
117
* *
*
Ты начисто притворства лишена,
когда молчишь со взглядом напряженным,
как лишена притворства тишина
беззвездной ночью в городе сожженном.
Он, этот город, — прошлое твое.
В нем ты почти ни разу не смеялась,
бросалась то в шитье, то в забытье,
то бунтовала, то опять смирялась.
Ты жить старалась из последних сил,
но, о т в е р г а я' в с е живое хмуро,
он, этот город, на тебя давил
угрюмостью своей архитектуры.
В нем изнутри был заперт каждый дом.