Прислуга

– Но я ни с кем больше не знакома настолько близко. – Чуть не сказала «дружна», но все же я не настолько наивна. Прекрасно понимаю, что мы вовсе не друзья.

В дверь просовывается голова Хилли:

– Ну же, Скитер, я уже сдаю, – и исчезает.

– Умоляю, – говорит Эйбилин. – Заберите деньги, пока мисс Лифолт не увидела.

Смущенно киваю и заталкиваю конверт обратно в сумку. Похоже, отношения между нами окончательно испорчены. Она решила, что это взятка, дабы вынудить ее дать мне интервью. Взятка под видом благодарности и признательности. Я ведь изначально собиралась дать ей денег, ждала удобного случая, но действительно сегодняшний день выбрала обдуманно. И окончательно напугала ее.

– Дорогая, только попробуй. Оно стоит одиннадцать долларов. Должно подействовать.

Мама загнала меня в угол кухни. Затравленно кошусь на дверь, ведущую в коридор, потом на дверь черного хода. Мама подходит ближе, эта штука у нее в руках, а я вдруг замечаю, какие тонкие у нее запястья, какие хрупкие руки, с трудом удерживающие тяжелый серый прибор. Она толкает меня к стулу, не слишком нежно, надо сказать, и с мерзким хлюпающим звуком выдавливает мне на голову липкое содержимое тюбика. Мамочка уже два дня охотится за мной с чудодейственным средством «Волшебная мягкость и шелковистый блеск».

Двумя руками втирает мазь в мою голову. Надежда в кончиках ее пальцев почти осязаема. Никакой крем не выпрямит мой нос и не уберет лишний фут роста. Не добавит выразительности почти невидимым бровям, не прибавит плоти моим костлявым формам. А зубы у меня и так ровные. Единственное, что она может поправить, – мои волосы.

Мама прикрывает влажную голову пластиковым колпаком. От колпака длинный рукав тянется к прибору.

– Сколько времени это займет, мам?

Она заглядывает в буклет.

– Здесь сказано: «Наденьте чудесную выпрямляющую шапочку, затем включите машину и подождите удивительного…»

– Десять минут? Пятнадцать?

Слышу щелчок, нарастающий гул, затем голову начинает окутывать тепло. Но тут внезапно – попі Пластиковый рукав вылетает из машинки и начинает трепыхаться, как взбесившийся пожарный шланг. Мама испуганно вскрикивает, хватает его, вновь упускает. В конце концов ей удается поймать и закрепить трубку.

Она облегченно вздыхает, возвращается к буклету:

– «Чудесная шапочка должна оставаться на голове не менее двух часов, в противном случае результат…»

– Два часа?

– Я велю Паскагуле приготовить тебе чаю, дорогая. – Ободряюще похлопав меня по плечу, мама стремительно вылетает из кухни.

Целых два часа я курю и листаю журнал «Лайф». Дочитала «Убить пересмешника». Остается только приняться за «Джексон джорнал». Сегодня пятница, колонки Мисс Мирны не будет. На четвертой странице читаю: «За пользование туалетом для белых юноша ослеплен, подозреваемые допрошены». Кажется, я об этом… точно, уже слышала. И тут же вспоминаю – должно быть, речь идет о соседе Эйбилин.

На этой неделе я дважды заходила к Элизабет, втайне надеясь, что хозяйки не будет дома и я смогу поговорить с Эйбилин, попытаюсь найти способ убедить ее. Но Элизабет, скрючившись, сидела за швейной машинкой, полная решимости соорудить к Рождеству новое платье – очередной зеленый балахон с большой претензией. Она, должно быть, купила по случаю рулон зеленой ткани.

– Ну, ты уже решила, что наденешь на свидание? – спросила Хилли, едва я появилась на пороге. – В следующую субботу?

– Наверное, надо что-нибудь купить, – пожала я плечами.

Тут появилась Эйбилин с подносом, подала кофе.

– Спасибо, – кивнула ей Элизабет.

– О да, спасибо, Эйбилин, – бросила Хилли, добавив сахару в свою чашечку. – Должна сказать, из всех цветных вы делаете лучший кофе в городе.

– Благодарю вас, мэм.

– Эйбилин, – не унималась Хилли, – как вам понравился новый туалет? Прекрасно иметь свое отдельное место, не правда ли?

Эйбилин ответила, не отводя взгляда от трещины на крышке стола:

– Да, мэм.

– Знаете, мистер Холбрук тоже участвовал в строительстве, Эйбилин. Он прислал рабочих и материалы, – улыбнулась Хилли.

Эйбилин хранила молчание, а мне захотелось исчезнуть. «Пожалуйста, – мысленно уговаривала я. – Пожалуйста, только не благодари».

– Да, мэм.

Эйбилин открыла комод, принялась искать там что-то, но Хилли ждала иного ответа. Это было так очевидно.

Прошло еще несколько секунд. Хилли раздраженно кашлянула, и Эйбилин все же пробормотала, низко опустив голову:

– Спасибо, мэм.

И тут же ушла на кухню. Неудивительно, что она не желает со мной разговаривать.

В полдень мама освобождает мою голову от вибрирующего чудо-колпака и помогает смыть с волос липкую массу. Потом быстро накручивает волосы на бигуди, усаживает меня под сушилку в своей ванной.

Час спустя являюсь к ней – покрасневшая, раздраженная и мучимая жаждой. Мама ставит меня перед зеркалом, снимает бигуди, расчесывает громадные валики, образовавшиеся на несчастной моей голове.

И мы обе замираем, потрясенные.

– Черт по… побери, – выдавливаю я. Все, о чем я могу думать: «Свидание. В следующие выходные у меня свидание».